Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

Париж, 1267 год

Возраст – 46 лет

Будь Беатриса еще жива, она бы посмеялась над Маргаритой. «У тебя слезы печали или радости? Ты хотела этого, верно?»

– Да, – говорит она в носовой платок. – В карете они вдвоем с Элеонорой. – Я хотела ее смерти. Но только раз, когда она взяла назад свое обещание отдать мне Тараскон, а потом оставила нас сгнить в Утремере или отдать головы сарацинам – во всяком случае, я так думала. Я смотрела, как отходит от берега ее корабль, и надеялась, что он утонет и будет лежать на дне морском.

А теперь Беатриса в склепе. Умерла от дизентерии, скоропостижно, в страшную сицилийскую жару – жалкий конец царствования начался на бархатном ложе во время торжественной процессии двумя годами раньше.

– Когда я услышала, что они с Карлом домогаются Сицилии, то стала развлекать себя кровавыми фантазиями, – говорит Элеонора. – Помнишь ее возбуждение? Как всегда, думала только о себе. Прямо с ума сходила.

– Она была одержима мыслью стать королевой, – замечает Маргарита, похлопывая себя по щекам. – И еще своим драгоценным Карлом.

– И похоже, ей не нужна была ничья помощь. В отличие от Санчи. – Элеонора прижимает лицо к рукам. – Так и не знаю, должна ли я была узнать, что Санча умирает. Могла ли я спасти ее.

– Наверное, могла, если бы не пряталась в это время в Тауэре в страхе за свою жизнь. – Маргарита не может сдержать резкости в голосе; они с Элеонорой исследовали этот вопрос много раз и никогда не находили ничего нового. – А Санча, казалось, все время жаловалась то на ту хворь, то на другую.

– Беатриса говорила, что мы бросили ее. Что должны были сделать больше.

– Разве мы лекари? Ясновидящие? Беатриса думала, что королевская корона дает волшебную силу. Полагаю, перед смертью она узнала правду.

– Я слышала, на Сицилии ею восхищались. Тамошние поэты ее превозносили. А вот Карла презирали.

Его так ненавидели, что он не смог устроить Беатрисе подобающие похороны на Сицилии из страха, что на него нападут.

– Я уверена, он был к сицилийцам так же жесток, как в свое время к марсельцам, – сердится Маргарита. – Смерть нашей сестры вызовет в Провансе радость. Теперь Карлу придется отречься от графства в пользу Карла Младшего.

– Но он еще совсем ребенок!

– Неважно. Папино завещание гласит ясно: после смерти Беатрисы графство наследует ее старший сын, а не муж.

– И Карл не может править, пока мальчик не достигнет нужного возраста?

– Нет. Эта задача выпадала Санче – а теперь одной из нас.

– И кому же именно, как ты думаешь? – сквозь слезы улыбается Элеонора.

– Я думаю, поскольку Париж ближе…

– Пожалуйста, забирай. Мне и без того забот хватает.

Элеонора и Генрих еще не полностью подавили мятеж в Англии. Смерть Симона только раззадорила его сторонников, включая Лливелина ап Гриффида, самопровозглашенного принца Уэльского.

– Лливелин как мальчик с палочкой, который тычет ею в осиное гнездо, чтобы посмотреть на переполох. Мы обнаружили, что все эти то и дело вспыхивающие стычки – результат его подстрекательства.

Элеонора с Генрихом отдали замки в Уэльсе Эдмунду и послали его туда сражаться.

– А Эдуард?

Она всегда воодушевляется при мысли о нем, этом храбром рыцаре, дерзком принце, любимом своим народом. Такого сына могла бы иметь Маргарита, если бы не безразличие Людовика к их детям и не влияние на них Бланки.

– Он, как всегда, не знает отдыха, – вздыхает Элеонора. – Разъезжает со своими друзьями из Марки в поисках рыцарских турниров.

– Турниров? Но это же глупый риск.

– Да, но какой сын нынче слушает советы матери?

– Особенно когда мать так похожа на сына, – улыбается Маргарита. – Помнишь, как мама уподобляла тебя Артемизии?

– Царице-воительнице, – улыбается Элеонора. – Помню. Я тоже была глупа, вечно стремилась испытать себя без особых причин, вечно хотела сражаться за пустяки – так Эдуард не может без своих турниров. И все же, – она понижает голос, – терпеть не могу, когда он рискует жизнью и будущим Англии. А особенно волнуется его жена, ведь ей так хочется занять мое место.

– Это не случится еще много лет, – говорит Маргарита, кладя руку на плечо сестре.

– Надеюсь, ты права, но боюсь, что нет. – Голос Норы дрожит. Для Маргариты это событие: она не видела сестру плачущей с тех пор, как та упала с лошади в девятилетнем возрасте. – Генрих стареет. Все чаще болеет.

– И Людовик тоже. Но он, думаю, проживет долго. От умерщвления плоти в течение всей жизни он стал невосприимчив к смерти. – И его ум неверной походкой покинул тело, очевидно, слишком пьяный от чрезмерной боли, чтобы найти дорогу назад. Маргарита гадает, чем он занимается в ее отсутствие. Найдет она его снова на полу в церкви, справляющим собственную мессу, слишком больным и измученным, чтобы дотащить свои кишки до нужника?

Но нет – вот он скачет во всех охотничьих регалиях, окруженный толпой из пятидесяти человек – графов, герцогов, епископов, священников, рыцарей. Она видит его землистые щеки, его исхудавшее тело изгибается, как хлыст, рот открыт, будто он смеется, но это не так – он не смеется с тех пор, как умер их сын, а именно после возвращения из Утремера тринадцать лет назад.

– Что это? – восклицает Элеонора, когда они въезжают через дворцовые ворота.

Двор заполнен конями, каретами, колесницами, вельможами и слугами.

– Жан! – вскрикивает Маргарита.

– Какая радость! – поддерживает ее сестра.

Когда карета останавливается и открывается дверь, Жан кланяется и целует Маргарите перстень – чего никогда не делал для Людовика, поскольку не был «его рыцарем». Он был рыцарем Маргариты. И остался, судя по взгляду на нее. Его взор стал привлекательно голубым, контрастируя с серебром волос и бороды.

– Какой приятный сюрприз! – говорит он, помогая ей выйти из кареты, а Элеонору оставив слугам. – Не ожидал вас увидеть до королевского объявления вечером.

– Объявления?

Цоканье конских копыт, стук колес. Она оборачивается и видит, как в ворота въезжают еще две кареты и открытая колесница в сопровождении рыцарей и слуг.

– В чем дело? – спрашивает Маргарита.

– Я надеялся, что вы мне скажете.

Он вынимает из рукава носовой платок и вытирает лоб. Его глаза закрыты, он глубоко вдыхает. Когда он открывает глаза, они молочно-белы.

– Жан! Вы больны. Вам нужно домой.

– Я так и сказал королю. Но он настоял, что даже если я на смертном одре, то все равно должен услышать его известие.

Послав слугу проводить Жана в его покои, Маргарита заходит в замок, пересекает большой зал, где охотничья компания собралась на обед, и поднимается в комнаты Людовика. Тот обнимает Карла, чьи руки безвольно повисли вдоль тела.