Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

Эта глупая усмешка на губах Бланки сегодня, когда ее сын Карл выхватил кусок мяса из рук Маргариты? А потом этот звереныш высунул язык и заявил, что она слишком маленькая и худенькая, чтобы быть королевой.

– Ты похожа на куклу моих сестер, только не такая хорошенькая, – заявил он во всеуслышанье. Бланка не произнесла ни слова, чтобы одернуть его, лишь прикрыла рукой улыбку.

Маргарита бы употребила свои руки по-другому – но пришлось не обращать на него внимания. Любая другая реакция только доставила бы ему еще больше радости, судя по опыту ее общения с Беатрисой. Но дочь графа и графини Прованса, даже такая избалованная, как Беатриса, конечно же, никогда не вела бы себя столь безобразно.

Молчаливо размышляя, она сочиняет письмо Элеоноре. «Манерами здесь не блещут. Я видела, как один вельможа высморкался в скатерть. Слышала, как фрейлины королевы-матери отпускали сальные шутки о моем муже и прачке. Это о собственном-то короле! И трубадурам не хватает изящества. Наши в Провансе поют эпические баллады о рыцарях и благородных поступках, а здешние поэты подлизываются к королеве-матери – она им улыбается и притворяется, что краснеет».

Постепенно в коленях появляется боль, затем покалывание, потом онемение. Голова опускается на грудь. Маргарита вздрагивает и возобновляет молитву:

– Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur Nomen tuum [23].

Бланка проявила снисходительность к наглому Карлу, но раздраженно одернула девятилетнюю Изабеллу.

– Я выйду замуж за Христа, – сказала Маргарите девочка с искренним, как у великомученицы, лицом.

– Монастыри полны женами Спасителя, – отрезала Бланка. – А ты моя единственная дочка, и ты выйдешь замуж во благо Франции.

Улыбка Изабеллы выдала секрет ребенка, решившего все равно сделать по-своему.

– Я слышала, ты любишь поэтов, – обратилась она к Маргарите. – Знаешь эту песенку?

Она цитирует Арно! Будь Изабелла постарше, они бы подружились. И все же – кто еще при этом дворе подошел бы в друзья? Несмотря на всю любовь, излитую на нее во время брачной церемонии, жены знати держались на празднике высокомерно. Потому что она явилась с юга – деревенщина! – или потому, что скоро станет королевой? Возможно, за годы правления Бланки французы отвыкли от доброжелательных королев.

Без Эме ей было бы совсем одиноко. Теперь служанка осталась последней связью с Провансом. Вспомнилось, как они всей семьей музицировали. Маргарита играла на фиделе, отец бил в цимбалы, Элеонора в барабаны – мамины загадки за столом, ее хитрый взгляд, когда она давала подсказку, ее таинственная улыбка, когда Маргарита и Элеонора наперебой кричали отгадки, а Санча съежилась в углу, опасаясь, что спросят ее, – и потом зачастую именно она отгадывала верно. И охота – великое предприятие, с участием трех-четырех десятков мужчин и женщин и примерно стольких же собак. Аромат лаванды, вздымающийся из-под топочущих копыт; спелые абрикосы, персики и вишни на ветвях; прыгающие и вертящиеся собаки, рвущиеся с поводков. И вечные крики Элеоноры, когда она скакала впереди всех с луком, стремясь внести свою лепту в травлю оленя. Трубадуры и тробайрицы, все новые, прибывали ко двору, казалось, каждый день, принося с собой новые песни.

Ей слышится эта песня, голос Прованса. Под аккомпанемент арфы и фидели звучат голоса папы и мамы, а они с Норой, взявшись за руки, танцуют, кружась все быстрее и быстрее, а потом, со смехом, в изнеможении падают на пол, и все внутри замирает от музыки и счастья…

– Маргарита. Маргарита!

Она открывает глаза. На нее хмуро смотрит Людовик.

– Что, молитвы закончились? – спрашивает она.

Он отводит глаза, словно ему неловко ее видеть:

– Вы заснули. Завтра вы должны признаться в этом грехе.

– Я боялась, что так и случится, – смеется она. – Извините меня.

Маргарита встряхивает головой, но музыка продолжает убаюкивать.

– Не моего прощения вам должно искать, а Божьего.

Уже и спать, что ли, грешно?

– Я попрошу. Однако сейчас я должна лечь спать. Путь из Прованса был очень долог. – У Людовика отвисает челюсть. – Впрочем… Не хочу вас расстраивать.

– Я сокрушаюсь не о себе, а о вас. – Он помогает ей встать на ноги. – Не выдержать молитвы в течение каких-то двух часов… Но со временем вы станете сильнее.

– А вы? Придете спать?

– Мне не до сна. Я провел многие ночи с Господом в молитвах, и он оберегает меня от этого искушения.

Позже, в постели, Маргарита снова задумывается о странном восприятии Бога в ее новом королевстве. Спать – искушение? Еще одно из божьих испытаний, как фруктовое дерево в райском саду? Наделить тело потребностью в отдыхе, а потом наказывать за сон? Свернувшись калачиком на перине, которую дали ей Людовик и Бланка, она проваливается в забытье под остальными искушающими дарами в виде мехов, льняных простыней и расшитого одеяла. Прости меня, Господи, молится она во сне, но тут же забывает обо всем, когда срывает с дерева персик и вкушает кусочек Прованса.

Королевой Франции она становится в расшитом золотом шелковом платье – еще один подарок Бланки, явно питающей слабость к броским одеждам, – и ее лицо и шея покрыты слоем белил, а губы так ярко накрашены, что кажутся окровавленными. Второй день в Париже, и Маргарита уже преобразилась. Однако капитуляция не полная: она отказалась брить лоб.

– Вы не похожи на себя, госпожа. – В голосе Эме слышится неодобрение.

Маргарита, взглянув в зеркало, может лишь согласиться. Как сильно напоминает она теперь Бланку Кастильскую! Приняв сегодня корону, она станет второй Белой Королевой. Неважно: на свадьбу к Людовику она приехала, оставаясь самой собой, но как королева Франции будет выбирать облик, какой потребуется. Остается лишь надеяться, что свекровь одобрит ее преображение.

Маргарита проникает в собор через задний вход, избегая уже собравшихся зевак, и видит перед алтарем преклонившего колени Людовика в золотой кольчуге. Похоже, его колени сделаны из железа. При виде столь преобразившейся Маргариты у него округляются глаза, – но, поднаторев в искусстве дипломатии, он скрывает свое изумление за улыбкой.

Под тяжестью доспехов король в несколько приемов поднимается на ноги.

– Только что я молился за вас, и voilà [24] – вы здесь.

– О чем вы молили Господа, мой господин? Надеюсь, чтобы он дал мне мужества – и чтобы белила не размазались, когда я заплачу.

Король прокашливается:

– Я молился, чтобы Он простил вас. За то, что вы заснули прошлой ночью.