Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

– А Нора тоже станет королевой? – не может успокоиться Санча.

– Я буду королевой всего мира! – Элеонора соскакивает с маминых колен и встает на ноги. – Меня не устроит маленькое королевство вроде Франции. У меня будет целая империя. – Она скрещивает руки на груди. – И не беспокойся, мама, я подарю замки и поместья всему нашему семейству.

Маргарита смеется:

– И кто же будет твой император? Пойдешь в гарем к Ступору Мунди? «Изумление Мира» – это прозвище очень подходит Фридриху II. А его образ жизни?! Разве не кощунство – назвать Христа обманщиком? От всего этого папа римский цепенел с отвисшей челюстью – правда, не столько от изумления, сколько от возмущения.

– За какого бы короля я ни вышла, он станет великим. Я об этом позабочусь.

– Мама, ты собираешься и Нору сделать королевой? – спрашивает Санча.

– Не я, а твой дядя Гийом.

Элеонора удивленно открывает рот. Мама улыбается.

– Он и Ромео видят короны на головах у вас всех. Они поклялись сделать так.

– Четыре сестры-королевы! – Элеонора пускается в пляс. – Кто-нибудь слышал такое?

– Три сестры, – говорит Санча, и от беспокойства ее восьмилетнее личико морщится. – Я собираюсь дать обет в Ганагоби.

Элеонора закатывает глаза: последний месяц Санча только об этом и говорит. Когда мамин кузен Гарсенд ушел в Ганагобский монастырь, церемония была так трогательна, что мама даже прослезилась.

– Мой благочестивый маленький стручочек, нежный, как новорожденный ягненочек, – говорит мама Санче. – Из тебя вышла бы прекрасная монахиня, будь ты уродливой или кособокой.

У Санчи волосы как будто свиты из света звезд, а глаза черны, как ночное небо, ямочка на подбородке и губы, как спелые вишни. Стыдно прятать такую красоту, которая наверняка привлечет достойнейшего жениха.

Мама поворачивается к Маргарите:

– Не будь эгоисткой. – При этих словах ее дочь потупилась и стала рассматривать руки. – Семья прежде всего. Как женщина – и как королева – ты должна хранить верность сестрам, своим дядям и своим родителям. Мы твоя опора. Мы твоя сила.

Знает ли мама, как больно колет девочкину грудь мысль о том, что придется покинуть Прованс? Скорее всего, мама даже не задумывается об этом. К их дверям, как тень, подкрадывается граф Тулузский, готовый ворваться. Он заберет себе цветущие луга, сверкающие горы, великолепные побережья Прованса – и звезда рода Савойского скатится по небосклону ниже, чем когда-либо.

– В нашем мире состояния создаются и рушатся, не успеешь моргнуть. – Мама щелкает пальцами. – Как вы сами видели, править даже таким маленьким графством, как Прованс, небезопасно. Подумай о трудностях, с которыми столкнешься, став королевой, и в такой дали от дома! Беды будут грозить не только извне твоих владений, но затаятся даже при твоем собственном дворе. Женщины станут завидовать тебе, особенно если ты красива. Мужчин будет возмущать твоя власть над ними, тем более что ты чужестранка. Вот почему тебе понадобится помощь семьи.

– Когда я стану королевой, мне ничья помощь не потребуется, – заявляет Элеонора.

– Тебе любой урок не в прок. – Мама недавно рассказывала Маргарите и Элеоноре об античных царицах. – Даже Клеопатра нуждалась в помощи. Без Цезаря она бы потеряла трон.

– Клеопатра! – фыркает Элеонора. – Чтобы получить желаемое, она использовала свои женские чары. Нам это не потребуется. У нас ведь «мужской ум». – Эти слова мама повторяла, гордясь их строгим воспитанием, неслыханным для девочек. Маргарите вспоминается месье де Флажи: как он ел глазами ее бюст и ретировался, едва она заговорила об Аристотеле.

– Ты со своей плоской грудью не похожа на Клеопатру, – бросает она Элеоноре. – Но могла бы стать Артемизией. Помнишь? Царица-воительница. Отличалась «храбрым духом и мужской отвагой» [8].

– Это наша Элеонора полна мужской отваги, – поправляет ее мама.

Элеонора выпрямляется, как горделивый рыцарь, и машет воображаемым мечом.

В игру вступает Санча:

– А какой королевой буду я?

– Ну, это просто: Еленой Константинопольской, – говорит Элеонора. – Она стала святой.

– А по-моему, Еленой из Кэрнарфона, – замечает Маргарита, – валлийской принцессой, которая стала римской императрицей. Когда ее муж умер, она вернулась домой и стала всех обращать в христианскую веру.

– Не возражала бы стать королевой, если могла бы обратить свою власть во имя Господа, – тихо молвит Санча.

– А я бы обратила свою власть во благо семьи. – Элеонора блестящими глазами глядит на маму, уловив, по крайней мере на мгновение, лучик ее одобрения.

– Надеюсь, что буду править мудро, – говорит Маргарита. – Думаю, больше и желать нечего.

– Тогда ты похожа на царицу Савскую, – замечает мама. – Она сказала своему народу: «Я поражена любовью к мудрости… потому что мудрость гораздо лучше, чем сокровища из золота и серебра».

Маргарита чувствует, что краснеет. Если бы мама прочитала ее мысли, считала бы она ее по-прежнему мудрой?

– Я мудра лишь знанием, что ничего не знаю, – цитирует она Сократа.

– Мудрость – благородная цель, – говорит мама. – Задача на всю жизнь.

– Вот к концу жизни Марго ее и достигнет, – язвит Элеонора.

– А что Беатриса, мама? – спрашивает Санча. – На какую царицу она похожа?

– На царицу пчел, она всегда жужжит, – говорит мама.

Беатриса ковыляет к дверям, как каждый вечер. Маделина хватает ее, прикрикнув – как каждый вечер, – и Беатриса, как обычно, принимается, хныкая, звать папу, который тут же появляется.

– Должно быть, пора спать.

Беатриса вырывается от няньки и бежит к нему. Он подхватывает ее и целует в обе щеки, несмотря на сопротивление. Она не хочет ложиться спать. Говорит, что хочет остаться с папой.

Он возражает:

– Сыграю в шахматы с Сорделем. Он норовит смошенничать, а я люблю выигрывать. Это слишком возбудит маленькую девочку.

Она прижимается курчавой головкой к его плечу.

– Мне все равно. Я хочу с тобой.

– Обещаешь быть хорошей девочкой и тихо сидеть у меня на коленях?

Она кивает.

– Тогда пойдем со мной.

Когда он уходит, Маделина упирает руки в боки. Ну что тут поделаешь? Сколько раз повторяла, что малышке нужно спать? Что завтра Беатриса будет утомленной и раздражительной? Но что толку его убеждать, когда дело касается любимой дочери?

– Беатриса использует свои чары, чтобы добиться желаемого, – шепчет Элеонора Маргарите, когда они лежат в кровати вместе с уснувшей Санчей. – Это она похожа на Клеопатру.

– Надеюсь, ты ошибаешься. Помнишь, что стало с Клеопатриными сестрами?

Элеонора скалит зубы. С видом горгульи в лунном свете она поднимает указательный палец и медленно проводит им по горлу.