Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы

Наконец, когда он повел ее к карете для возвращения домой – досадуя на свою неудачу с возвращением земель Генриху, так как и его кошелек от этого бы тоже потяжелел, – Санча спросила его еще раз: что случилось, почему ее встреча с французской королевой не состоялась?

– Я обещала сестре, что не разочарую ее.

– Ты никого не разочаруешь, если будешь держаться подальше от Бланки, – ответил Ричард.

Он всегда обращался с ней, как с ребенком. Когда они только что поженились, она и правда оставалась по-детски наивной и непосредственной. Это была не та уверенная в себе женщина, которой ей хотелось стать. Она не умела заставить сестер дать ему то, чего он хотел. Но теперь она изменилась. Теперь она сильнее, взрослее. Она окажет поддержку Ричарду, если он позволит. Она снова заставит его гордиться ею, как он гордился на ее празднике в честь первенца.

На тех торжествах она надеялась еще не раз увидеть, как его глаза сверкают гордостью. Но когда прошло шесть месяцев с рождения Эдмунда, Ричард не устроил праздника. Возможно, теперь наступило время для этого. Она может сама все подготовить, от него не потребуется ничего, кроме уважения к ней, потому что она очень постарается заслужить его признание.

На этот раз не будет Жанны де Валлетор, чтобы испортить ее день – Трембертон далеко от Беркхамстеда, – и Флория не причинит беспокойства, потому что евреев, конечно, не пригласят, и жена Авраама не посмеет прийти, как тогда Жанна.

Санча сидит, выпрямившись на кровати. Придут самые видные английские бароны с женами, и дядя Питер, и дядя Бонифас, и Элеонора, и Генрих. А потом, когда Ричард увидит, какой умелой она стала, он позволит ей более тесно сотрудничать с ним в его делах. Она может приносить такую же пользу, как Авраам, или стать таким же партнером, как была Изабелла Маршал – которая, если и не завоевала верности Ричарда, добилась его уважения.

Но где же Ричард? Уже почти совсем стемнело. Он, наверное, забыл свое обещание скоро прийти или, может быть, думает, что она спит. А на самом деле она совсем не спит, слишком возбуждена, чтобы заснуть.

Она встает, надевает туфли и идет по замку. Его нет в канцелярии; там пусто, свет от тусклой лампы косо падает на запыленные свитки на высоких полках. В сокровищнице лишь еврей в одиночестве сидит за большим столом, щурясь от ярких свечей в канделябре. В главном зале толкутся слуги, просители и купцы, но Ричарда там нет. Пусто и в его покоях. Она спускается в сад, где небо кровоточит захватывающе-красным, как румянец спелого персика, и тут Санча слышит голос мужа, тихий шепот. Идя на звук, она обходит цветущую глицинию и видит, как он обнимает за талию еврейку Флорию, как прижимает ее к себе, заглядывает в глаза с теплотой, когда-то предназначавшейся Санче. Ее сердце начинает колотиться, она прижимает руки к груди и пятится назад, чтобы ее не заметили.

– Где Авраам? – спрашивает Флория, как будто немного задыхаясь.

– Не думай о нем, – хихикает Ричард. – Он много месяцев будет занят сбором налогов, слишком увлечен, чтобы помешать нам.

– Он не мешает, мой господин. Я люблю общество моего мужа.

– Если останешься одна, моя киска, ты знаешь, где меня найти.

– А как же ваша жена? Она очень красивая. Зачем вам кто-то еще?

Он фыркает, отчего у Санчи выступают слезы на глазах.

– Она куколка. Сплошная красота, никаких мозгов. А у тебя, моя милая, и то и другое. Ты возбуждаешь меня, Флория. И я знаю, что тоже привлекателен для тебя.

– Авраам убьет нас обоих.

– Он не узнает. Это наша тайна, Флория. Если кто-то узнает, мне конец. Христианин с еврейкой! Даже брат не простит мне этого. А если я погибну, придет конец и Аврааму, и всем беркхамстедским евреям.

– Это прекрасная причина отпустить меня, мой господин.

– Не говори так! – Санче слышно его дыхание. – Флория, я хочу тебя, как никогда никого не хотел.

– Сомневаюсь, что это правда, мой господин.

Долгое молчание. Санча, выглянув из-за кустов, видит, как они целуются, видит шею Флории, когда та запрокидывает голову. Вот бы сейчас нож или меч: она бы отсекла еврейке голову.

– Флор-р-р-ия. Пойдем ко мне. Санча спит, а Авраам будет работать до утра. Им незачем это знать.

Санча поворачивается и в страхе, что ее обнаружат, бежит в замок. Она часто моргает, чтобы прогнать слезы, сдерживает рыдания. В комнате, где спит ее невинное дитя в руках кормилицы, тьма одолела день и улеглась на ее постели, как сердитая собака. Санча сворачивается калачиком рядом с ней и лежит, прислушиваясь, не раздастся ли стук в ночи.

Большой Каир, 1250 год

Возраст – 19 лет

Султанша Египта, нахмурившись, смотрит на них со своего высокого трона, ее круглое лицо – как темная луна в складках белого холста. Одна рука ее лежит на золотом троне, в другой она держит скипетр, тоже золотой. Слева от нее человек в белом тюрбане выслушивает Маргаритино прошение и что-то шепчет на ухо султанше. Но он может не опасаться, что его услышат: ни Беатриса, ни ее сестра не понимают по-арабски.

Маргарита в своей мужской одежде и длинном платке держит сосуд из звериной шкуры.

– Здесь ливры, сотни ливров. Скоро мы получим еще, гораздо больше – все, что вы просили. Я умоляю вас взять эти деньги и освободить моего мужа.

– Сотни? – Смех султанши журчит, как фонтан. – Освободить короля за такую ничтожную сумму?

Маргарита приводит свой довод: у короля слабое здоровье. Она слышала, что он очень болен. Его любят подданные и бароны, а также владыки окружающих земель. Если он умрет в мансурской тюрьме, многие королевства пошлют войска в Египет для отмщения.

– А если мы отпустим его, он сам вернется, чтобы снова начать войну против нашего народа, – возражает султанша.

– Мы хотим одного: вернуться домой.

Шаджар ад-Дурр постно улыбается:

– Вы знаете, как ваш муж проводит время у нас в тюрьме? Он пытается обратить своих стражей в христианство.

Беатриса представляет его во власянице и грубом камзоле, с кровоточащей и зудящей сыпью на коже, убеждающего сарацин в мягких одеждах, что его путь – путь спасения.

– Он любит Бога, как и вы, – говорит Маргарита.

Ее замечание достигло цели: глаза султанши, встретившись с Маргаритиными, смягчаются. Сестра стоит рядом выпрямившись, с дерзко поднятым подбородком, выставив его, как щит. Беатриса поражена переменой: это вызвано мужской одеждой или успехом в обороне Дамьетты? До того столь замкнутая, сдержанная, теперь сестра двигается с необычной энергией, командует мужчинами, словно она король, даже смеялась над непристойными песенками, что пели генуэзские моряки на веслах, когда они плыли по широкому плоскому Нилу. Ничто ее не смирит – ни удары крокодилов по лодкам, ни рои москитов, ни даже раскаленное добела полуденное солнце.