Даниэла Стил - Грехи матери

– Я не могу не расстраиваться. Дело касается тебя, а я тебя люблю, и что-то мне подсказывает, что она ошибается. Я обожаю мебель эпохи Людовика XV, и никто так не любит антиквариат, как я. Но продаю я серийный, дешевый товар, который расходится как горячие пирожки уже на протяжении пятидесяти лет. Я не говорю, что то, что ты написала, – это Людовик XV, но Сара разбирается только в этом. Возможно, ты написала замечательную коммерческую вещь, которая станет бестселлером. Сара этого не разглядит, даже если будет очень стараться. Тебе надо посоветоваться со специалистом по коммерческой беллетристике. Она к таким не относится.

– Она прямо сказала, что это хлам!

Губы у Лиз дрожали. Оливия взяла ее ладонь, поднесла к губам и поцеловала.

– Это значит, что ты была бы двоечницей на ее курсе в Принстоне. Но на Принстоне свет клином не сошелся.

Она крепко сжимала руку Лиз.

– Посмотри на эту яхту. За ее аренду мы заплатили кучу денег, и можем себе это позволить. Мы бы могли ее даже купить, если бы захотели, и всё это благодаря добротным серийным вещам, а не изысканному антиквариату. То, что я продаю, выглядит великолепно, людям нравится, и они приходят в наши магазины по всему миру за покупками. Коммерческая литература – это то, что продается, Лиз, а не то, что советует тебе писать Сара. Дашь мне почитать? Обещаю, что буду с тобой откровенна. У меня предчувствие, что книга может оказаться хорошей. Ты умная девочка, отлично пишешь. Еще я доверяю твоему чутью и заметила твой энтузиазм.

– Он у меня был, – сказала Лиз мрачно, и слезы скатились по ее щекам. – А что, если ты, как и Сара, скажешь, что рукопись ужасна?

– Тогда ты напишешь что-нибудь другое. Жизнь ведь на этом не кончается. Послушай, некоторые серии мебели, которые я разработала, оказались неудачными. Мы пробуем, ошибаемся, и надо иметь смелость пробовать снова.

– Вот смелости-то у меня и нет, – честно призналась Лиз. – Всякий раз, когда терплю неудачу, я боюсь пробовать снова.

– А ты постарайся не бояться. Ты гораздо талантливее, чем думаешь.

Оливия протянула руку за рукописью, но Лиз все еще колебалась.

– Пожалуйста, дай ее мне. Если эта литературная зазнайка смогла ее прочесть, значит, и мне можно. К тому же я считаю непозволительным то, что она тебе сказала. Может быть, она завидует, потому что не обладает такой фантазией, как ты.

– Поверь мне, мама, она не завидует. Просто считает, что это дрянь.

– Держу пари, что она ошибается, – решительно произнесла Оливия, но Лиз всё равно не давала ей рукопись. – Знаешь, я ведь могущественная женщина. Люди во всем мире меня боятся. А ты? Почему ты меня не слушаешься?

Лиз рассмеялась:

– Потому что ты моя мама, и я тебя люблю, и знаю, что ты не страшная. Просто притворяешься.

Оливия тоже рассмеялась:

– Только не рассказывай об этом моим конкурентам. Говорят, они до смерти меня боятся. Ну, давай сюда книгу.

Лиз наконец вытащила рукопись из сумки и со страдальческим выражением лица отдала матери.

– Если она вызовет у тебя отвращение, не говори мне, какое – легкое или сильное. Мы ее вместе выбросим за борт или устроим ритуальное сожжение, или что-нибудь в этом роде.

– Посмотрим. Я постараюсь быть откровенной, но тактичной. Думаю, в издательском мире едва ли считается хорошим тоном называть книгу нечитабельной. Может, скажем при ней, что думаем о ее гардеробе? Она носит вещи вроде тех, что раздают бедным.

Лиз опять рассмеялась.

– И, судя по всему, не бреет ноги. Ей повезло, что твой брат безумно ее любит. Многие мужчины не сочли бы волосатые ноги, пластиковые сандалии и походные шорты уж очень привлекательными. Может, Джону стоит проверить зрение? Надо ему об этом напомнить… – задумчиво сказала Оливия и поднялась, держа в руках книгу Лиз.

– Спасибо, мама. Ничего, если она тебе не понравится. Теперь я к этому готова и не буду шокирована. Я действительно была полна энтузиазма, пока не показала ее Саре. Я думала, что создала что-то особенное и уникальное, но теперь вижу, что ошибалась.

– Не спеши признавать поражение, – остановила дочь Оливия. – Если ты веришь в эту книгу, не сдавайся, борись за нее.

– Я не смогу за нее бороться, если она плохая.

– Сколько было плохих отзывов на творчество Шекспира? Или Диккенса? Или Виктора Гюго, Бодлера, Пикассо? Всех великих ругали. Давай не будем спешить сдаваться. И независимо от моего мнения, ты всё равно должна позвонить агенту, когда вернешься. Он лучше других знает, что продается.

– Я года три с ним не говорила. Он, наверное, забыл, кто я такая.

– Не думаю, у тебя ведь были отличные рассказы. Ты талантлива, Лиз. Тебе просто надо быть понастойчивее и не сдаваться.

И заговорщически понизив голос, Оливия добавила:

– А Сару мы заставим извиниться за свои слова.

Потом она поцеловала Лиз в щеку, отнесла рукопись к себе в каюту и положила в шкаф. Мать не хотела, чтобы Лиз забрала рукопись прежде, чем она ее прочитает. Оливия была рада, что дочь в конце концов согласилась, и собиралась вечером сесть за чтение. У нее болело сердце за Лиз. Сара поступила жестоко. Оливия задавалась вопросом, завидует Сара Лиз или действительно признает только высокую литературу, а популярную беллетристику презирает. В любом случае Оливия хотела сама взглянуть на рукопись: у нее было предчувствие, что книга получилась.

Когда Оливия вернулась на палубу, там уже завтракала молодежь. Девушки собирались поплавать, а Алекс погонять в новом месте на аквабайке. Как только он об этом сообщил, бабушка с серьезным видом похлопала его по плечу:

– Ты не забыл, что задолжал мне одну поездку?

– Конечно, нет, бабушка, поедем, как только позавтракаю.

Оливия подсела к внукам, и те рассказали про фильмы, которые смотрели накануне вечером. Она не слышала ни про один и заявила, что начнет смотреть кино с ними, чтобы быть в курсе. Идея детям очень понравилась.

Сара читала литературный журнал, а Лиз улыбалась поверх голов молодежи. Она была благодарна матери за ее добрые слова. Лиз не сомневалась в правоте Сары и ожидала, что мать поддержит ее мнение. Она уже не верила, что написанная ею история может оказаться увлекательной. Она, как обычно, погрузилась в свои фантазии и потерпела фиаско. Ей это было знакомо. Удача в любом деле воспринималась ею как сюрприз, а не как закономерность.

Алекс, позавтракав, повез Оливию кататься на аквабайке, и она опять получила от этого огромное удовольствие. Девушки и Лиз совершили заплыв до ближайшего пляжа. Обедали поздно, когда Филипп и Джон вернулись с рыбалки. На этот раз они поймали несколько очень приличных рыбин и были весьма довольны. Повар приготовил часть улова на обед, все попробовали и хвалили.