Л. Мари Аделайн - О чем мечтают женщины

Меня как будто обожгло, когда я коснулась его руки. Эрнесто обладал мальчишеским очарованием, а этот новый шофер представлял собой чистую мужественность. Но второй тревожный звоночек прозвенел тогда, когда он помог мне сесть на заднее сиденье.

–   A donde vamos? – спросил он. «Куда едем?»

Если его прислало общество С.Е.К.Р.Е.Т., он ведь должен был знать адрес? Матильда говорила, что аукцион проводится в полной тайне и место его проведения известно только немногим богатым приглашенным. Но и они получали информацию по телефону, а не письменно, чтобы избежать нежелательного внимания прессы.

Я глянула в зеркало заднего вида, в смеющиеся зеленые глаза шофера. Он был из тех мужчин, которые отлично знают, какое впечатление производят на женщин.

–   Vamos al Teatro Colуn, por supuesto [9], – сказала я, направляя шофера к историческому зданию театра в центре города.

Меня поневоле завораживал его взгляд. «Это уж слишком, Дофина!» – выбранила я себя, откидываясь на спинку сиденья.

Потом я снова ощутила тревогу, заметив, что шофер ведет лимузин медленно и каждый квартал проверяет маршрут по навигатору, то и дело поправляя зеркало заднего вида. Но когда он наконец остановился перед Театром Колон, длинным зданием, похожим на мраморный свадебный торт с кремом, мои опасения насчет этого человека мгновенно сменились трепетом предвкушения. На краю тротуара стоял служащий во фраке, ожидавший меня. Не обратив внимания на шофера, он распахнул передо мной дверцу и помог мне выйти из машины.

–  Вау! – воскликнула я, точь-в-точь как бестолковая американская туристка.

–  Мисс Мэйсон, для меня честь встретить вас. И извините за то, что… вам пришлось довольно долго ехать до Театра Колон. – Он окинул взглядом шофера. – Quien es usted? [10]

–  Данте, – ответил мой водитель, хватая меня за руку.

Встречавший меня служащий драматически вздохнул и развернулся. Мы с Данте последовали за ним сквозь толпу туристов, щелкавших фотоаппаратами перед фасадом театра. Мы быстро прошли мимо мраморных статуй в золоченое фойе, где собрались другие водители лимузинов, ожидавшие своих пассажиров, потом миновали помещение с витражным потолком, где висело объявление «EVENTO PRIVADO» [11]. Затем через резную золоченую дверь вошли собственно в темный театр.

Театр Колон представлял собой завораживающее зрелище. Замысловатые балкончики окружали огромное пространство, заполненное красными бархатными креслами. С десяток передних рядов были заполнены беспокойными покупателями, ожидавшими нас. К счастью, мы прибыли не последними. Как раз перед тем, как я опустилась на свое место, появилась высокая блондинка в отлично сшитом синем деловом костюме. Именно она заняла последнее свободное кресло у стоявшего в стороне стола агентов; на столе красовался целый ряд телефонов. Матильда говорила, что есть несколько покупателей, которые будут торговаться по телефону из разных частей света.

«Спокойнее, Дофина! Твое дело – всего лишь подписать кое-какие бумаги!» – сказала я себе. Но все равно нервно поправила прическу и подумала, что очень кстати надела туфли на высоком каблуке. Мое место было сбоку, у прохода в последнем из занятых рядов, и мне отлично были видны все, кто сидел впереди. Я откинулась немного назад, чтобы рассмотреть фрески, окружавшие огромную, как солнце, люстру.

Потом я оглядела покупателей. В основном это были женщины. Как объяснила мне Матильда, деньги от продажи картины пойдут на финансирование довольно неординарной деятельности общества С.Е.К.Р.Е.Т. Именно поэтому Матильда не хотела, чтобы деньги поступили от людей, которые могут проявить излишнее любопытство к самому обществу или чьи ценности уж слишком не совпадают с нашими собственными.

Данте неподвижно стоял на посту справа от меня, как некий красивый сторожевой пес.

–  Это… lindisima, – сказала я, оглядывая зал.

–  Да. Он великолепен, – шепотом откликнулся Данте, наклоняясь ко мне. – За последние несколько лет театр полностью отреставрировали. И кстати, ваше платье тоже великолепно.

Так он говорил по-английски! Да еще и с американским акцентом… Нет, с южным акцентом! И тут в последний раз внутри меня звякнул тревожный звоночек.

–  Кто вы такой? Откуда?

Ласковая улыбка коснулась его губ как раз в тот момент, когда ударил молоток аукциониста и поднялся занавес, закрывавший «Красную ярость», изумительно освещенную, стоявшую на подставке из черного матового стекла. Модернистский стиль картины представлял собой разительный контраст с пышным зрительным залом. Охи и ахи заполнили помещение, раздались бешеные аплодисменты, и Данте, похоже, воспринял их как разрешение занять место за мной.

Аукционист приветствовал гостей. После краткого изложения истории картины он предложил аудитории познакомиться с представителем владельца полотна.

–  Позвольте представить вам сеньориту Мэйсон, которая сопровождала «Красную ярость» на ее пути от Нового Орлеана от имени анонимного владельца.

Я почувствовала, как кровь отливает от моего лица. Не вставая, я помахала в воздухе рукой и, вся сжавшись, быстро опустила ее.

–  Мы желаем вам сегодня большой удачи, сеньорита Мэйсон. Аукцион будет проходить на английском. Для тех, кому необходим перевод, приготовлены наушники. Давайте начнем.

Удар молотка. Торги начались с суммы в два миллиона триста тысяч американских долларов. Матильда надеялась удвоить эту сумму. Аукционист стал оглядывать лес рук, поднявшихся по обе стороны прохода. Он реагировал на все так быстро, указывая то туда, то сюда, как будто плыл брассом. Анонимные покупатели тоже не зевали, а блондинка, явившаяся позже меня, сидела в конце длинного ряда телефонов, нервно двигая ногами.

–  Слышу ли я два миллиона четыреста? Два четыреста? Нет, два шестьсот. Два шестьсот сзади. Три миллиона справа. Я слышу три миллиона…

Я вертела головой туда-сюда, пытаясь успевать за ним.

–  У нас есть четыре миллиона, четыре двести, у нас четыре двести. Четыре восемьсот… Нет, уже пять, леди и джентльмены…

При этой сумме несколько представителей у телефонов повесили трубки. После шести миллионов уже половина претендентов затихла, а я сидела, напряженно выпрямившись, буквально на самом краешке сиденья. Когда дело дошло до семи миллионов, большинство покупателей, находившихся в театре, отступили. Но остались двое: плотная женщина в толстых очках, выступавшая против анонимного покупателя, и сам этот покупатель, которого представляла блондинка, то и дело поднимавшая руку в знак согласия при каждом новом увеличении суммы.

–  Итак, у нас восемь пятьсот… восемь пятьсот, а теперь уже девять. Девять миллионов у телефонов! Девять миллионов две…