Джоджо Мойес - Один плюс один

Он встал и достал телефон.

– Странно. Джемма точно говорила, что обед сегодня. Сейчас проверю. – Он пролистал сообщения, кивнул в подтверждение своих слов и снова постучал.

– Если бы там кто-то был, то наверняка услышал бы, – заметила Джесс.

У нее мелькнула мысль, что было бы здорово для разнообразия подойти к дому и узнать, что происходит по ту сторону двери.

Они вздрогнули, когда где-то наверху рывками подняли окно. Эд отступил и посмотрел на соседний дом.

– Это ты, Эд?

– Добрый день, миссис Харрис. Я ищу своих родителей. Вы не знаете, где они?

Женщина поморщилась:

– Эд, милый, они уехали в больницу. Боюсь, твоему отцу опять стало плохо сегодня утром.

Эд поднес ладонь к глазам:

– В какую больницу?

Соседка помедлила, словно не могла поверить, что он не в курсе.

– «Ройял», милый. Это примерно в четырех милях в сторону шоссе. До конца дороги и налево…

Он уже пятился к машине:

– Все понятно, миссис Харрис. Я знаю, где это. Спасибо.

– Передайте ему наши наилучшие пожелания! – крикнула соседка, и Джесс услышала, как она опустила окно. Эд уже открывал дверцу машины.

Они добрались до больницы за несколько минут. Джесс молчала. Она не знала, о чем говорить. В какой-то момент она отважилась заметить: «Что ж, по крайней мере, родители будут рады тебя видеть», но это было весьма глупо, и Эд так глубоко погрузился в раздумья, что, похоже, не услышал. Он назвал имя отца на стойке информации. Оказалось, он лежит в отделении «Виктория».

– Вы же в курсе, где онкология? – уточнила администратор, оторвав взгляд от экрана. При слове «онкология» Эд заметно вздрогнул.

Они вошли в стальной лифт и поднялись на два этажа. Дверцы открылись, и они увидели табличку с названием отделения. Эд сообщил свое имя по интеркому, протер руки антибактериальным лосьоном, стоявшим рядом с дверью, и когда им наконец отворили, Джесс последовала за ним.

Навстречу по коридору шла женщина. На ней была войлочная юбка и цветные колготки. Ее волосы были подстрижены перышками, как стригутся женщины, которые уверяют, что у них слишком много дел, чтобы заботиться о прическе.

– Привет, Джемм. – Эд замедлил шаг.

Женщина неверяще посмотрела на него. У нее отвисла челюсть, и на мгновение Джесс показалось, что она собирается что-то сказать.

– Рад тебя ви… – начал он. Женщина внезапно врезала ему по лицу. Звук удара эхом раскатился по коридору.

Эд попятился, шатаясь и держась за щеку.

– Что за…

– Хренов козел, – сказала она. – Чертов, хренов козел!

Они уставились друг на друга. Эд опустил руку, словно чтобы проверить, нет ли крови. Женщина стискивала зубы, как будто ожидала, что он что-нибудь скажет или сделает, но он ничего не сделал.

Тогда она встряхнула руку, с удивлением на нее посмотрела и через мгновение осторожно протянула руку Джесс.

– Привет. Я Джемма, – сказала она.

Джесс помедлила и аккуратно пожала ей руку:

– Гм… Джесс.

Джемма нахмурилась:

– Женщина с ребенком, которой нужно срочно помочь?

Когда Джесс кивнула, Джемма медленно оглядела ее сверху вниз. Ее улыбка была скорее усталой, чем недружелюбной.

– Да, примерно так я вас и представляла. Ладно. Мама в конце коридора, Эд. Изволь сходить и поздороваться с ней.

– Он здесь? Это Эд? – Синевато-серые волосы женщины были скручены в аккуратный пучок. – Ах, Эд! Это ты, милый! Как здорово, что ты приехал! Но что с тобой случилось?

Эд обнял мать, уклонился от попытки потрогать его за нос и мельком покосился на Джесс.

– Я… я налетел на дверь.

Мать снова притянула его к себе, похлопывая по спине:

– Я так рада тебя видеть!

Через несколько минут он осторожно высвободился из ее объятий:

– Мама, это Джесс.

– Я… подруга Эда.

– Приятно познакомиться. Я Анна.

Ее взгляд на мгновение задержался на лице Джесс, оценивая разбитый нос и слегка распухшую верхнюю губу. Мать Эда чуть помедлила и, видимо, решила не спрашивать.

– Боюсь, Эд ничего мне о вас не рассказывал, но он никогда мне ни о чем не рассказывает, так что я с удовольствием послушаю вас. – Она положила ладонь на руку Эда, и ее улыбка чуть дрогнула. – Мы планировали такой чудесный обед, но…

Джемма шагнула к матери и начала рыться в своей сумочке.

– Но папа снова заболел.

– Он с таким нетерпением ждал этого обеда! Нам пришлось отменить приглашение Саймона и Дейрдры. Они как раз выезжали из Скалистого края.

– Мне очень жаль, – сказала Джесс.

– Да. Что ж. Ничего не поделаешь. – Похоже, она собралась с духом. – Знаете, это самая отвратительная болезнь на свете. Мне приходится очень стараться, чтобы не считать ее своим личным врагом. – Она наклонилась к Джесс и грустно улыбнулась. – Иногда я ухожу в нашу спальню и обзываю ее распоследними словами. Боб пришел бы в ужас.

– Я тоже могу обзывать ее, если хотите, – улыбнулась Джесс.

– О да, пожалуйста! Это было бы замечательно. Самыми грязными словами. И громко. Обязательно громко.

– Громко – это Джесс умеет. – Эд потрогал губу.

Последовало короткое молчание.

– Я купила целого лосося, – сообщила Анна в пространство.

Джесс чувствовала, что Джемма изучает ее. Она непроизвольно одернула футболку, чтобы татуировка не торчала из-под джинсов. Сами слова «социальный работник» заставляли ее чувствовать себя словно под лупой, как будто эта женщина уже выяснила ее происхождение и сейчас оценивала ее саму.

А затем Анна бросилась к сыну с протянутыми руками. Она с таким пылом заключила Эда в объятия, что Джесс слегка вздрогнула.

– Ах, милый! Мой милый мальчик! Знаю, я ужасная приставучая мамаша, но не сердись на меня. Я правда очень рада тебя видеть.

Эд обнял ее в ответ и виновато посмотрел в глаза Джесс.

– В последний раз мать обнимала меня в тысяча девятьсот девяносто седьмом году, – пробормотала Джемма. Кажется, она не замечала, что говорит вслух.

– Меня мать никогда не обнимала, – откликнулась Джесс.

Джемма посмотрела на нее так, точно совсем забыла о ее присутствии.

– Гм… Насчет того, что я врезала брату… Наверное, он рассказывал вам, чем я зарабатываю на жизнь. Я просто хочу подчеркнуть, что обычно не бью людей.

– Думаю, братья не в счет.

Глаза Джеммы сразу потеплели.

– Весьма разумное правило.

– Все в порядке, – сказала Джесс. – Знаете, мне и самой не раз хотелось ему врезать за последние несколько дней.

Боб Николс лежал на больничной койке, натянув одеяло до подбородка и осторожно положив сверху руки. По его бледной коже и выступающим черепным костям было ясно, что он не самый здоровый человек. Дышал он с трудом и медленно повернул голову к двери, когда они вошли. На прикроватном столике лежала кислородная маска, и две небольшие вмятины на лице Боба свидетельствовали о ее недавнем применении. На него было больно смотреть.