Колин Гувер - Ключи от твоего сердца

Ты появилась в моей жизни четвертого июля, в День независимости. Тебе было четырнадцать. Ты распахнула дверь и направилась прямиком к холодильнику, заявив, что хочешь спрайта. Спрайта у меня не было, но ты сказала, что «Доктор Пеппер» тоже вполне сойдет. Я был просто в шоке. Сказал социальному работнику, что не смогу взять тебя, ведь я никогда не пытался воспитывать подростка. Она пообещала найти для тебя подходящую семью, но попросила разрешения оставить тебя до утра в моем доме.

Я ужасно нервничал. Понятия не имел, о чем говорят с четырнадцатилетними девочками. Не знал, что им нравится, какие они смотрят передачи. Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Но с тобой все было так легко. Ты очень старалась, чтобы мне было легко…

Поздно вечером, когда стемнело, мы услышали залпы салюта. Ты схватила меня за руку, подняла с дивана и вытащила на улицу. Мы лежали на траве перед домом и смотрели на небо. Ты болтала без умолку. Рассказала мне все о последней семье, и о той, что была до нее, и о предыдущей… Ты говорила и говорила, а я слушал. Слушал рассказ жизнерадостной маленькой девочки. Жизнерадостной девочки, которую жизнь изо всех сил старалась сломить…

В окне ресторана Эдди вдруг видит Джоела с огромной связкой розовых шариков в руках и ахает. Он выходит на улицу и встает рядом с Гевином, а тот продолжает читать:

Я мало что смог дать тебе. Ну разве что научить тебя правильно парковаться. А вот ты… Ты научила меня гораздо большему. Ты себе даже не представляешь, как много мне дала! С этого дня – с этого особенного дня, с дня твоего восемнадцатилетия – ты больше не принадлежишь штату Мичиган. И на данный момент юридически ты больше не принадлежишь и мне. Ты больше не принадлежишь никому из тех людей, которые когда-то владели тобой и твоим прошлым.

Джоел начинает произносить имена и по очереди отпускает шарики. Эдди плачет, а мы все завороженно смотрим, как шарики медленно плывут по воздуху и исчезают в темном небе. Он отправляет в полет все шарики с именами двадцати девяти братьев и сестер и тринадцати родителей.

Под конец в руке у Джоела остается всего один розовый шарик, на котором большими черными буквами написано: «ПАПА».

Гевин складывает листок и отходит в сторону, уступая место Джоелу.

– Я надеюсь, что в этот день ты примешь от меня этот подарок. – Джоел вручает Эдди последний шарик. – Я хочу остаться твоим папой, Эдди, твоей семьей на всю оставшуюся жизнь!

Эдди обнимает его, и они оба плачут. Мы тихо заходим обратно в «Гетти», чтобы дать им возможность побыть наедине.

– Господи, мне срочно нужна салфетка, – всхлипываю я.

Подойдя к стойке, я оглядываюсь на Гевина и Ника и решаю прихватить целую стопку: парни тоже плачут. Мы молча возвращаемся за наш столик.

Скажу честно: похоже, я прошла через пять стадий горя во всех аспектах моей жизни.

Я приняла смерть отца. Приняла еще за несколько месяцев до того, как мы переехали в Мичиган. Приняла судьбу матери. Я понимаю, что, вообще-то, она еще не умерла и что после ее смерти мне придется заново пройти все стадии. Но будет уже не так тяжело.

Я приняла наш переезд в Мичиган. Та песня, которую я слушала на повторе в доме Уилла, называлась «Груз лжи». Там есть такие слова:

Каждый раз, когда песня звучала заново, я все время слышала лишь эти строки о лжи и о том, какой это тяжелый груз. Сегодня, сидя за рулем джипа на дороге в Детройт, я наконец до конца понимаю их смысл. Дело не только во лжи – дело в самой жизни. От жизни не убежишь в другой город, в другое место, в другой штат – то, от чего ты бежишь, всегда будет преследовать тебя, оставаясь рядом, до тех пор, пока ты не найдешь в себе силы встретиться с этим лицом к лицу.

Если бы даже мне удалось сбежать от своих проблем обратно в Техас, они рано или поздно нашли бы меня. Поэтому я здесь, в Ипсиланти, штат Мичиган, и здесь останусь. И меня это больше не напрягает.

Я приняла ситуацию с Уиллом. Перестала винить его за выбор, который он сделал. Конечно, в девичьих грезах я мечтаю о том, что он подхватит меня на руки и скажет, что ему наплевать на карьеру, что самое главное – это любовь. Но на самом деле я вряд ли смогла бы смириться с тем, что он с такой легкостью отбросил в сторону все, что было для него важнее всего на свете. Такой поступок многое сказал бы о нем как о человеке. Я не виню его – я его уважаю. И когда-нибудь, когда буду готова, обязательно поблагодарю его.

К клубу я подъезжаю в начале девятого. Гевин приготовил какой-то сюрприз для Эдди, поэтому они должны заскочить куда-то еще и немного задержаться. На парковке на удивление много машин, поэтому мне приходится поставить джип с другой стороны здания. Выйдя из машины, я делаю глубокий вдох и пытаюсь настроиться. Не могу точно сказать, решила ли я, что буду сегодня выступать: сомнения мучают меня до сих пор.

У меня в голове неотступно звучат мамины слова: «Расширяй свои границы, Лейк, они для того и существуют».

Я смогу. Ведь это же просто слова. Я произнесу их – и дело сделано! Все очень просто.

Через несколько минут я вхожу в клуб. Видимо, вот-вот свершится «жертвоприношение», потому что в зале стоит звенящая тишина. Я осторожно пробираюсь через толпу в дальний угол и, не желая привлекать к себе внимание, сажусь за столик в свободной кабинке. Достаю телефон, отключаю звук и пишу сообщение Эдди, чтобы она знала, где меня искать. И тут со сцены доносится его голос.

Уилл стоит у микрофона. Значит, жертвой сегодняшнего слэма оказался он.

Раньше я любил морскую стихию.

Все в ней меня восхищало.

Коралловые рифы , белые мысы , ревущие волны, ласково омывающие скалы , легенды о пиратах и русалочьих хвостах,

О потерянных и обретенных сокровищах …

И ВСЕ

рыбы

в море.

Да, раньше я любил морскую стихию,

Все в ней меня восхищало.

Как она пела мне колыбельные , когда я лежал в постели,

а потом пробуждала меня с силой ,

которая вскоре стала пугать меня.

Ее сказки , ее ложь, ее хитрый взгляд,

Я бы осушил ее до дна,

Если бы только захотел .