Софи Кинселла - Брачная ночь

Несмотря на облака пара, наши взгляды встречаются, и мы оба понимаем, что слова больше не нужны. Мы и так понимаем друг друга. До конца.

Горячий пар клубится, закручивается спиралями, оборачивается вокруг нас, словно душное ватное одеяло. Как ни странно, он не обжигает, как в начале; напротив, его влажный жар кажется целебным. Пар изгоняет тревожные мысли, очищает душу и разум, и с каждой минутой я начинаю видеть вещи отчетливее и яснее. Это очень приятная ясность, хотя теперь я и понимаю, что Лоркан был прав, когда сказал, что я совершила ошибку и что ошибка эта может быть чревата очень серьезными последствиями лично для меня.

Я должна отказаться от своей затеи. Мой план никуда не годится. Не в том смысле, что я что-то плохо продумала; напротив, я продумала все очень хорошо, самым оптимальным образом использовав все возможности, которые были в моем распоряжении, но это-то и есть самое страшное. Что, если мой план удастся? Нет, нужно остановиться, пока не поздно, иначе я действительно могу потерять Лотти, а этого я не вынесу.

Да, я по-прежнему хочу уберечь сестру от той боли, которую довелось испытать мне, но… В конце концов, это ее жизнь. Я не могу делать выбор и принимать решения за нее. Если Лотти суждено расстаться с Беном, что ж, пусть так и будет. Если ее развод окажется таким же болезненным, как мой, – пусть, ведь это ее развод. И если им с Беном суждено прожить семьдесят лет в счастливом браке и воспитать два десятка внуков – да будет так. Я могу только желать своей сестре всяческого счастья, могу даже помогать ей в сложных ситуациях, но вмешиваться я не имею права. Решения должна принимать только она сама.

Новая мысль поражает меня как молния. А что, если я все это затеяла не из-за Лотти, а из-за себя и Дэниела? Что, если и тут Лоркан прав, и это я совершила Неудачный Выбор? О господи, что я наделала!.. Что натворила!..

Я вдруг осознаю, что последние слова я произнесла вслух.

– Извини, – быстро добавляю я. – Я просто… поняла…

Я поднимаю голову и смотрю на него. Чувствую я себя ужасно.

– Ты сделала все, что было в твоих силах, чтобы помочь своей младшей сестре, – говорит Лоркан в ответ. – Твоя цель была возвышенной и благородной, но достичь ты ее попыталась с помощью интриг, обмана и причинения прямого вреда… я имею в виду твою «блестящую» идею с арахисовым маслом, – поясняет он, заметив мое протестующее движение.

– Но что… – Я в испуге подношу ладонь к губам. – Что, если Лотти и в самом деле узна́ет?..

Эта мысль кажется мне настолько ужасной, что я впервые в жизни чувствую себя на грани обморока. Мне так хотелось добиться своего, что я не подумала об обратной стороне своего плана. Ну и идиотка!..

– Может, она еще и не узнает, – говорит Лоркан спокойно. – Я бы сказал – она наверняка ничего не узнает, если ты откажешься от дальнейших действий и прямо отсюда отправишься домой. Лично я ничего твоей сестре рассказывать не собираюсь и тебе советую сделать то же самое.

Я киваю.

– Нико тоже не проболтается, это не в его интересах… Нико – это мой помощник в отеле, – поясняю я и глубоко вздыхаю, словно человек, чудом избежавший смертельной опасности. – Я, конечно, тоже буду молчать, так что… пожалуй, все в порядке. Лотти ничего не узнает.

– Значит, партизанские действия против собственной сестры и зятя закончены? – Лоркан слегка улыбается.

– С этой минуты – да. Я немедленно звоню Нико и говорю ему, что больше ничего делать не надо. Думаю, он будет рад. – Я пристально смотрю на Лоркана. – Я больше никогда не стану вмешиваться в жизнь моей сестры и пытаться как-то ее изменить, – твердо говорю я. – Я клянусь. А ты будешь свидетелем моей клятвы.

– Хорошо. Но что ты собираешься делать теперь?

– Понятия не имею. Сначала нужно попасть в аэропорт, а там видно будет. Может, мне повезет взять билеты на обратный рейс. – Я машинально поправляю волосы и сразу вспоминаю, что сижу одетая в душном и па́рком помещении, что волосы у меня пропитались по́том, а одежда – влажная и липнет к телу. – Ну и видок у меня, наверное! – говорю я.

– Не могу не согласиться, – серьезно говорит Лоркан. – В таком виде тебя, пожалуй, и в самолет не пустят. Для начала я бы рекомендовал холодный душ, а потом…

– Холодный душ? – удивленно перебиваю я.

– Ну да. По́ры на коже закроются, кровообращение улучшится, к тому же холодная вода отлично помогает от слез и соплей.

Он меня дразнит, думаю я. Или… нет?

– Я пойду в душ, если ты пойдешь, – пускаюсь я на хитрость.

– С удовольствием. – Лоркан пожимает плечами, а я чувствую, как меня начинает разбирать несколько нервный смех. Не может быть, чтобы мы собирались сделать это на самом деле!

– Что ж, идем…

Я открываю дверь из предбанника в душевую кабинку и вежливо придерживаю ее для Лоркана.

– После вас, мэм… – Он делает широкий приглашающий жест. – Если хотите, я могу включить воду.

– Валяй, включай!

Я смеюсь и шагаю в кабинку. В следующее мгновение Лоркан нажимает на педаль, и меня окатывает потоком ледяной воды. Я невольно взвизгиваю, но ощущение и впрямь божественное.

Лоркан бесстрашно встает рядом со мной и поднимает лицо вверх, к лейке душа. Нога его нажимает на педаль, и нас снова окатывает ледяной водой – на этот раз уже обоих.

– Ну вот, – произносит он, отряхивая насквозь промокший рукав костюма. – Не правда ли, освежает? Да и жизнь кажется лучше после холодного душа.

Несколько мгновений я молчу, собираясь с мыслями. Мне хочется ответить честно. Наконец я говорю:

– Да. Намного лучше. Большое тебе спасибо, Лоркан.

Наконец-то мы в пансионе.

Он такой же, каким я его помню.

Ну, почти такой же.

Все здесь кажется знакомым – вплоть до последнего камешка, и все же я чувствую себя немного растерянной и не знаю, что делать, как себя вести.

Как только мы высадились из водного такси на пристань, Бену позвонил Лоркан, и он ответил на звонок, что, по совести сказать, меня разозлило. В конце концов, эти минуты должны были стать самыми романтичными, самыми памятными для нас обоих, а он треплется по телефону о каких-то скучных делах! Насколько я помню, в одном из фильмов с Хэмфри Богартом [54]есть похожий эпизод: герой объясняется героине в любви. «Мы всегда будем… – говорит он, и тут звонит телефон. – Прости, любимая, но я обязательно должен ответить», – добавляет Хэмфри. На экране это выглядело смешно, но сейчас мне не до смеха.

Ладно, Лотти, говорю я себе, не забывай о пользе позитивного подхода. На вещи нужно при любых обстоятельствах смотреть с оптимизмом. Ты хотела вернуться – и вот, пожалуйста, ты здесь. Наслаждайся моментом и не обращай внимания на мелочи.

А я действительно здесь. Я вернулась, пятнадцать лет спустя, и старый пансион оказался именно таким, каким я его запомнила. Охваченная ностальгией, я стою на некрашеной деревянной пристани и жду просветления. Может быть, я запла́чу, может быть, мне придут на ум какие-нибудь возвышенные или трогательные слова… Но – вот странно! – плакать мне совершенно не хочется, и никакие слова тоже не придумываются. Что я ощущаю на самом деле – это какую-то пустоту, какую испытываешь порой, когда заканчиваешь наконец долгую и тяжелую работу и понимаешь, что на радость сил уже не осталось.