Дэвид Филипс - Белая магия любви

Все еще прижимаясь к нему, она очистила глаза от воды и посмотрела.

– Да, понимаю, – выдохнула она. – Как холодно! Тот, что впереди, – мой брат. Единственное, что он может сделать, – это спринт. Так что он доберется сюда первым. Ты должен вести себя так, как будто знаешь его, должен называть его Гек – это сокращение от Гектора. Я ему все объясню.

– Да ладно тебе. Давай выберемся на берег.

Он снова попытался освободиться от нее.

– Глубина воды не более четырех футов.

– Не отпускай меня, – умоляла она. —Я немного слаба … И ужасно замерзла!

И она крепче сжала его.

Он не спорил и не колебался, но выбрал самый быстрый путь на берег. То есть он поднял ее на руки так легко, как будто она весила тридцать фунтов вместо почти ста тридцати, не принимая во внимание сто фунтов или около того воды, которую она несла в своей одежде. Как она и предсказывала, Гектор обогнал своего более высокого и тяжелого спутника и прибыл намного раньше него. Когда он, тяжело дыша, приблизился примерно на сотню ярдов к тому месту, где она отжимала юбки, Роджер пропел достаточно громко, чтобы его голос достиг ушей все еще далекого другого юноши, – привет, Гек. С ней все в порядке.

“Гек” остановился в изумлении. Затем он двинулся дальше, но более медленной походкой.

– Кто вы? – Спросил он Роджера.

Рикс оторвалась от отжима одежды. – Зови его Чанг, – спокойно сказала она брату. – Хэнк не должен знать.

– Какого черта … – начал было Гек.

– Заткнись, черт возьми, – приказала Беатрис тоном, которым члены одной семьи не стесняются обращаться друг к другу в моменты крайней необходимости. – Не пытайтесь думать. Ты же знаешь, что не можешь. У тебя, конечно, достаточно здравого смысла, чтобы понять, что Хэнка нужно заставить поверить, что вы с Чангом старые друзья. – Она добавила еще более низким тоном, – брось этот взгляд "удар по голове". До него не больше десяти секунд.

У Гектора едва хватило времени на безразлично успешную, но сносную перестановку выражения лица, когда к нему подбежал Хэнк, пыхтя, весь в заботе. —Тебе не очень больно, дорогая, правда? – Задыхаясь, спросил он.

Мистер Чанг, мистер Вандеркиф, – перебила Беатрис.

Вандеркиф, большой и тяжелый, красный и запыхавшийся, машинально поклонился. Усилие этого условного жеста, казалось, внезапно напомнило ему состояние души, приостановленное катастрофой. Он одарил большого художника вторым, более долгим и неприятно острым взглядом. Роджер ответил ему вежливым приветливым взглядом. – Надо развести костер, – сказал он, – и высушить эту юную леди. Ну же, Гек давай.То, как “Гек” поморщился, казалось, доставило ему удовольствие, и они с Беатрис обменялись одним из тех взглядов украдкой сочувствующего удовольствия от тайной шутки, которые провозглашают высокую степень близости и понимания. Роджер обратился к напряженному и встревоженному “Хэнку”:

– Вы поможете, мистер Вандерсниф?

– Мистер Вандеркиф, – поправила Беатрис. – Пока вы трое будете разводить костер, я спрячусь в кустах и выжму из озера все, что смогу.

Чтобы глаза Хэнка не сверкнули ревностью, а глаза ее брата-гневом, и так, чтобы никто из них не услышал, она ухитрилась сказать Роджеру: “Ты поможешь мне, не так ли?”

– Конечно, – сказал он. – Но меня зовут Роджер Уэйд, а не Чанг.

– А меня зовут Беатрис Ричмонд.

– Этого достаточно, чтобы продолжить. А теперь спрячься в кустах. Мы должны поторопиться с огнем. И он крикнул Хэнку, – давай, Вандеркиф!

У мисс Ричмонд стучали зубы, но она задержалась достаточно, чтобы на минуту отвлечь брата. – Его зовут Уэйд, а не Чанг.

– Боже правый! – Пробормотал Гек. – Что все это значит? Беатрис, кто, черт возьми, этот парень? Да ты даже не знаешь, как его зовут!

– Не лезь не в свое дело, – спокойно сказала Беатрис. – Он твой старый друг … мой … из нашей семьи … художник, с которым мы познакомились в Париже. Не забывай об этом.

Гек сжал кулаки и нахмурился, что выглядело бы опасным, будь его подбородок сильнее. – Я этого не потерплю. Я собираюсь отвезти тебя домой.

– И поручить Хэнку все это дело? И расторгнуть помолвку? И опозорить меня? И себя? И семью?

Все это были причины, по которым Гек не мог отказаться от сговора, она подчеркнула это легким смешком. Она закончила, – о, я думаю, что нет. Меня это волнует меньше, чем тебя. Будь осторожен, или я сам его сдам. Это было бы так весело!

Гектор, несмотря на свой гнев, одобрительно усмехнулся, потому что у него было чувство юмора.

– Веди себя прилично, – сказала Беатрис. – Иди, помоги достать дрова.

– Но что скажет мама и отец! Святые небеса! Как отец будет кричать!

– Не волнуйся. Делай свое дело!

И Беатрис исчезла среди кустов и огромных ледниковых скал.

Роджер выполнил свою роль в обмане с большим отличием. Он был так занят тем, что собирал огромные куски дерева и нес их к центральной куче, которую они складывали на открытом пространстве, что у него не было ни дыхания, ни времени для разговоров; и так как двое других мужчин не могли не последовать столь достойному примеру, не было сказано ни слова. Кроме того, одного взгляда на лицо большого Хэнка или маленького Гека было достаточно, чтобы понять, как усердно они думали. Один раз Хэнк, оказавшись рядом с картиной, начал осторожно оглядываться, чтобы взглянуть на нее. Он думал, что Роджер занят где-то далеко. Он буквально подпрыгнул, когда голос Роджера, властный, совсем не дружелюбный, бросил ему, – эй ты! Держись подальше от этой картины! Я никому не позволяю смотреть на мои незаконченные работы.

– Я … я прошу прощения, – запинаясь, пробормотал Вандеркиф, поспешно вставая там, где против него не могло возникнуть даже подозрения на попытку подглядывания.

Огонь превратился в чудовище. Роджер и Беатрис разговаривали и смеялись в самом приподнятом настроении, не забывая о мрачности молчаливого, слушающего брата и жениха, но определенно наслаждаясь этим. Наконец Беатрис повернулась к брату и сказала, – я убедила мистера Уэйда принять приглашение матери.

Роджер любезно улыбнулся. – Не совсем так, мисс Ричмонд, – парировал он так искусно, как будто удар не последовал без малейшего предупреждения. – Знаете, я не уверен.

Беатрис посмотрела на настороженного Вандеркифа—красивого парня, почти такого же крупного, как Роджер, но с узорчатым видом модного человека, а не с видом Роджера, лишенного индивидуальности.

– Чанг – трудящийся отшельник, – сказала она. – Маме приходится изрядно потрудиться, чтобы уговорить его прийти хотя бы на ужин. Она повернулась к Роджеру. – Ты должен прийти, на этот раз, Чанг, – умоляла она. Вполголоса она добавила, – ты должен мне помочь.

– Этому нельзя сопротивляться, – сказал он, но не скрыл своего недовольства.