Дэвид Филипс - Белая магия любви

– Я не хочу быть неприятным, – сказал он, – но ты мне действительно нужна. Это было бы … услугой, – он улыбнулся,—искусству.

Она, казалось, не слышала. Наконец она сжала губы и вызывающе посмотрела на него – странный взгляд, который почему-то на мгновение встревожил его.

– Куда ты хочешь, чтобы я себя поместила? – Спросила она, садясь в каноэ.

Они провели полчаса, пробуя различные позы, прежде чем он получил именно то, что хотел. Его безличный способ обращения с ней, его откровенные комментарии, некоторые из которых были лестными, другие наоборот, очень забавляли ее. Но он так же не осознавал ее веселья, как и ее личности или своей собственной. Она повиновалась ему без возражений, терпеливо выдерживала позу, которую он просил,– выдерживала целых пятнадцать минут. У него был способ, способ человека, который знает, что он делает, который внушал ей уважение и заставлял ее чувствовать, что она чего-то стоит.

– Прекрасно, – сказал он наконец. – Ты, должно быть, устала.

– Я еще немного выдержу, – заверила она его.

– Ни секунды. На сегодня достаточно. И я не хочу тебя отпугнуть. Я не должен искушать тебя бросить меня в беде, исчезнуть и никогда больше не появляться.

– Я обещала, – сказала она. – Я сдержу свое слово. Кроме того, она покраснела, глаза ее заблестели, улыбка была веселой, но смущенной, я делаю это не просто так.

– Мы еще не говорили о делах, не так ли? – Спросил он, ничуть не смутившись. – Ты можешь получить все, что захочешь, в разумных пределах.

Она рассмеялась.

– Мне нужно больше, чем деньги. Мне нужно твое драгоценное время. В обмен на мои услуги в качестве модели ты должен развлекать меня. Мне одиноко и скучно, и полно вещей, которые я хочу забыть.

– Сколько веселья за позу? – Спросил он.

– О, я не буду жесткой. Скажем – час.

– Сделка закрыта.

Она причалила к берегу, села на бревно неподалеку от него и отдыхала, пока он заполнял свои записи. Через несколько минут он взглянул на нее, хотел что-то сказать, но вместо этого удовлетворенно хмыкнул и принялся рисовать ее лицо, потому что мысли, позолотившие ее грезы, придали ее чертам именно то выражение возвышенной, неземной тоски, которое он хотел вложить в лицо на своей картине. Он лихорадочно работал, надеясь, что она не сдвинется с места и не развеет заклинание, пока он не получит то, что ему нужно.

Ссора между двумя малиновками из-за никчемной веточки, которую никто из них не хотел, испугала ее, согнал духовный взгляд с ее лица.

– Но я уловил, – сказал он. – Спасибо.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Второй раз ты позировала гораздо лучше, потому что ты этого не осознавала.

Его внезапная тревога выдала глубоко скромного человека, обеспокоенного достоинствами своей незавершенной работы.

– Пока нет, – решительно ответил он. – Подожди, пока будет на что посмотреть.

– Очень хорошо, – согласилась она.

Какая-то нотка в ее голосе заставила его рассмеяться. – Тебя нисколько не волнует картина, не так ли?

– Да, волнует, – запротестовала она. Но попытка скрыть, что он докопался до истины, была далека от успеха. Она и сама это поняла. – Меня волнует только плата, – призналась она.

– Мы можем говорить, пока я работаю.

Она запротестовала.

– Нет, это нечестно. Я уделила тебе все свое внимание. Ты должен заплатить таким же образом. Ты должен сделать все возможное, чтобы развлечь меня. – Иди сюда и сядь на это бревно.

Он повиновался.

– Ты заслуживаешь лучшей оплаты, – сказал он. – У меня никогда не было профессиональной модели, которая вела бы себя так хорошо.

– Знаешь, я никогда в жизни не делала ничего так послушно, – заявила она. – Я сама себя не понимаю.

За веселым взглядом, который она бросила на него, скрывалась серьезность.

– Я немного боюсь тебя. Я почти верю, что ты меня гипнотизируешь. Ты, кажется, усыпляешь мое обычное, повседневное "я" и будишь того, кто обычно спит, того, кого я знала до … до недавнего времени, своего рода беспокойный призрак, который время от времени преследует меня.

Он, думая о своей картине, лишь наполовину обращал на нее внимание.

– Но ты выйдешь замуж за человека с деньгами, все в порядке, – рассеянно сказал он.

Она вздрогнула.

– Как ты узнал? – Спросила она. – Ты выяснил, кто я?

– Разумеется. Ты Рикс, модель для Чанга.... Нет, я пошутил. Я знаю только то, что ты сказала мне вчера или, скорее, то, о чем ты позволила мне догадаться.

– И ты одобряешь мой такой брак?

– Я вряд ли был бы виновен в дерзости одобрения или неодобрения.

– Откровенность не была бы дерзостью между нами. По крайней мере, я так к этому отношусь. Ты действительно одобряешь … брак по … по другим причинам, кроме любви?

– От всего сердца.

Долгое молчание. Затем она с усилием добавила.

– Когда я вернулась домой позавчера вечером, все, что там произошло, казалось нереальным, абсолютно нереальным, как сон.

– Даже печенье и шоколад?

– Даже ты, – ответила она.

Ее тон заставил его рассеянное внимание сконцентрироваться, заставил быстро взглянуть на нее.

Она улыбнулась.

– Не волнуйся, – сказала она. – Нет ни малейшей причины.

– Уверена? – Шутливо осведомился он. – Видишь ли, я не привык к молодым девушкам-американкам. Ты говоришь так свободно. Если бы я не был американцем, я бы неправильно понял.

– Какое это имеет значение, если ты так и сделаешь? – Возразила она.

– Конечно, это не имеет никакого значения, – признался он. – Продолжай.

– Если бы мое знакомство с тобой таким образом не казалось бы таким нереальным, не частью моей жизни, я бы не осмелился прийти. Так вот, не пойми меня неправильно. Это не значит, что я влюбляюсь в тебя, по крайней мере, я так не думаю, – добавила она мечтательно, – нет, я так не думаю.

– Удручающе, – сказал он с неловкой попыткой пошутить.

Ему не нравились эти откровенные черты его модели, эти тревожные уклонения от темы, которую он не хотел обсуждать или рассматривать ни с одной женщиной. Это было интересно, освежающе интересно, этот неслыханный, прямой способ решения вопроса, неизменно игнорируемого незамужней девушкой, достигшей брачного возраста, то есть, насколько он знал, его игнорировали, но, возможно, в Америке, выросшей во время его отсутствия, да, эта интересная дерзость была тревожной.

– Нет, я все тщательно обдумала, Чанг, – продолжала она. – Я не боюсь влюбиться в тебя. Просто то, что ты есть, то, за что ты делаешь, взывает к моему другому " я "—тому "я", которое я скоро заверну в саван и уложу в могилу —навсегда.... Приезд сюда для меня – своего рода развлечение. Но я не потеряю контроль над собой.

Она утвердительно кивнула, и в ее глазах мелькнула проницательная искорка.