Эмма Скотт - Когда ты вернешься ко мне

Искренняя улыбка коснулась моих губ. Идеальный пас. Идеальная ловля. Я был доволен, как черт. И вот тут начиналась и заканчивалась моя любовь к американскому футболу.

Мои товарищи по команде прекратили игру, чтобы посмотреть, как забивает Донти. Раздались радостные возгласы, и Ченс повернулся и подцепил пальцами мою защитную маску. Он дернул меня к себе, обнажая зубы в знак своего триумфа.

– Да-а-а-а! Уитмор, ты чертов маньяк! – Он стукнулся со мной шлемами, а затем толкнул меня.

Я толкнул его в ответ и стиснул челюсть, когда меня окружили товарищи по команде. Они так сильно хлопали меня по наплечникам и шлему, что застучали зубы.

Донти прибежал из зачетной зоны и занял свою очередь за поздравлениями. Его улыбка была широкой и ослепительно белой на фоне темной кожи. Он наслаждался бурным вниманием, которое я ненавидел с каждым днем все больше.

– Подойдите, мальчики, – позвал тренер Кимболл, с кряхтением опускаясь на одно колено на газон. На лысеющей голове у него красовалась бело-золотая кепка «Центральных», а живот обтягивала футболка-поло.

Мы сварились от августовской жары, парни тяжело дышали и практически висели на плечах друг друга.

– И именно поэтому, джентльмены, – сказал тренер, – у нас будет пятый сезон чемпионата подряд.

Команда согласно загудела, его слова вызвали еще один раунд хлопков по плечам и ударов по шлему.

Тренер принялся называть игроков, которые не выложились на полную. Мои товарищи по команде ловили каждое его слово, на их покрытых по́том и грязью лицах расплылись широкие, жадные до критики улыбки. В миллионный раз я задавался вопросом, что бы они подумали, если бы узнали, что их звездный квотербек испытывает мучительное желание сорвать с себя щитки, шлем и уйти.

Тренер Кимболл закончил с критикой и завершил тренировку приказом вернуться на следующее утро в восемь утра. Я попытался ускользнуть вместе с толпой, но меня окликнули. Тренер зашагал рядом и отвел меня в сторону, в то время как остальная часть команды направилась в раздевалку.

– Итак, – тихо начал он. – Как ты, держишься, сынок?

– Вроде да.

Он потер подбородок короткими пальцами.

– Знаю, лето выдалось тяжелым, учитывая твою маму… – Он замолчал и прокашлялся. – Иногда, когда мы переживаем трудные времена, лучше сосредоточиться на чем-то другом и направить на это всю свою энергию. Двигаться к тому, что делает тебя счастливым.

Что делает меня счастливым…

Работать в семейной автомастерской вместо того, чтобы тратить свое лето на тренировки… Создавать что-то своими руками, устраивать свою жизнь в Санта-Крузе… Вот что сделало бы меня счастливым. Футбол даже не входил в первую десятку, но я чертовски хорошо притворялся, что все наоборот. Судя по скептическому взгляду тренера, моя маска сползала.

– Сегодня я был вполне сосредоточенным, – сказал я.

– Безусловно, так и есть. Последний пас Уэзерли достоин барабанной дроби и софитов. Я просто имел в виду, что, если дела пойдут совсем плохо, у тебя есть команда. У тебя есть мы. – Он положил руку на мой наплечник. – Выпускай пар на поле.

Я услышал его четко и ясно: «Если скорбишь о том, что у твоей мамы диагностировали рак печени четвертой стадии, играй усерднее, но не вздумай бросать ».

– Спасибо, тренер. Я понял.

Он с сомнением потер подбородок.

– Да? Похоже, что огонь азарта немного иссяк. Не то чтобы я тебя виню. Свалившиеся на тебя проблемы… Полагаю, нужно время, чтобы к этому привыкнуть.

Я чуть не задохнулся от мысли, что когда-нибудь привыкну к смерти моей матери. И мой «огонь», как выразился тренер, поддерживался лишь настойчивым и безжалостным желанием отца.

– Я в порядке, тренер. Даю слово.

– Рад слышать, сынок. – Он снова стукнул меня по щитку. – Иди прими душ, увидимся завтра. Приходи пораньше, если сможешь. У меня есть парочка стратегий, которые я хочу попробовать с тобой и Донти. Такие, что в следующем месяце сразят агентов наповал.

– Хорошо, тренер, – на автомате отозвался я. Как солдат, подчиняющийся командиру. Исполняющий свой долг.

Я побрел в раздевалку, и в спину дохнуло ощутимым разочарованием отсутствия у меня энтузиазма. Солнце почти зашло.

День скоро умрет…

Боль ударила в грудь тяжелым молотком. Мне пришлось остановиться и ухватиться за флагшток возле спортзала. Я был потрясен, насколько тяжело переживал мамин диагноз даже спустя несколько недель.

Мой «большой мозг», который тренер любил заполнять сложными стратегиями, перебрал события ушедшего лета, как фильм на перемотке. Мама, стройная и счастливая в бассейне, смеется с моей младшей сестрой Амелией. Смех Амелии затихает, когда она указывает на очертания маминого живота…

Мама теряла вес и не знала почему. Но отмахивалась от этого, как от таинственной диеты, на которой сидела, сама того не ведая. Затем появилась слабость. И боль. Сильная боль. Диагноз поставили меньше чем через неделю.

Шесть месяцев. Может, чуть больше. Может, меньше. Скоро умрет.

Я сморгнул жгучие слезы, смешавшиеся с по́том, и присоединился к парням в раздевалке. Они мылись, разгуливали с голыми задницами, перекрикивались насчет последней игры, несли всякую чушь друг о друге или болтали о девушках. Услышь подобные разговоры родители, большинство бы зарыдало.

Я, как обычно, опустил голову и отвел глаза, прикрываясь усталостью, словно тяжелой броней, чтобы никто не приставал ко мне.

– Эй, Уитмор! – позвал Донти, когда я проходил мимо него в душ. – Есть планы на вечер? Может быть, с этой милой маленькой Вайолет Макнамара?

Вокруг раздался хор охов и смешков. Несмотря на то, что все мы в Центральной школе практически выросли вместе с дошкольного возраста, Вайолет Макнамара была новичком в нашей компании. Этим летом Эвелин Гонсалес – местная королева – вытащила Вайолет из-за учебников и явила нам потрясающую девушку с волосами цвета воронова крыла и темно-синими глазами.

Я нацепил на лицо улыбку короля всего мира.

– Возможно.

– Возможно , – засмеялся Донти. – Какой же наш Уитмор хитрец.

– Везучий ублюдок, – протянул Ченс. – Я должен был первым ее застолбить. Кто ж знал, что она такая охренительно горячая и при этом не откупоренная , если понимаете, о чем я.

Они все засмеялись. У меня покраснели уши.

Этим летом я встречался с Вайолет всего несколько раз, но она мне нравилась. Застенчивая, но в то же время способная постоять за себя. Я даже считал ее в некотором роде храброй.

И, возможно, моим последним шансом.

Я пытался встречаться с девушками из нашей школы или близлежащего Сокеля, но они никогда меня не цепляли. Может быть, Вайолет другая. Она собиралась стать врачом. Может быть, у нас получится с ней нормально пообщаться, и тогда между нами что-нибудь произойдет. Вдруг я наконец почувствую искру – какую угодно, – и тогда ноющая тревога в глубине моего сознания отступит.