Изабель Стерлинг - Эти ведьмы не горят

На твоем месте я пришла бы.

В.

Перечитываю сообщение, зашифрованное, чтобы ковен не упоминался, и терзаюсь ее словами. Стоит ли мне там быть? На моем месте Вероника и впрямь пошла бы?

В коридоре дверь открывается и захлопывается. Я стираю слезы, потом историю нашей переписки. Больно смотреть, как за секунду уничтожаются годы общения. Едва они исчезают, хочется их восстановить, но что сделано, то сделано, совсем как с нашим романом.

Дверь распахивается, в комнату заходит Джемма. Волосы плотно обернуты полотенцем, рубашка липнет к невысохшей коже.

– Чем занимаешься?

– Ничем. – Собственный голос кажется мне виноватым.

Джемма наклоняет голову набок – с огромным полотенцем на волосах получается уморительно.

– Тогда почему вид у тебя как после удара под дых?

– Ничего подобного…

– Опять Вероника, да? – Джемма залезает на кровать и тянется к моей руке. – Что она выкинула теперь?

Смотрю в потолок, словно это сдержит поток эмоций… и слез, заливающих глаза.

– Пожелала, чтобы я прибежала к ней на выпускной.

А он начался двадцать минут назад. Наверное, сейчас Вероника выступает с речью и смотрит в море лиц, надеясь увидеть и мое.

– Тебе жаль пропускать его?

Да. Нет. Наверное. Я качаю головой и треплю одеяло.

– Это делает меня ужасным человеком? Мы ведь подружились чуть ли не в младенчестве, задолго до того, как Вероника стала моей девушкой.

– Это ее предлог? – Джемма обнимает меня за плечи. – Ханна, Вероника тебя обидела. Не позволяй ей давить на твое чувство вины за желание прийти в себя. Ты ничего ей не должна.

– Знаю. – Если бы все было так просто. Если бы я могла окончательно вычеркнуть ее из жизни. – Но ведь…

– Никаких но. Ты приняла решение, она тоже. А на выпускной ты уже опоздала. – Джемма отстраняется и снимает полотенечный тюрбан. – Устроим ритуальное сожжение ее вещей? – Подруга показывает на шкаф, в который запрятала памятки наших с Вероникой отношений, собрав их в коробку из-под обуви. – Помню, что велела тебе их сохранить, но, возможно, тебе пора избавиться от шлаков.

– Девочки! – кричит мама с первого этажа. – Завтрак готов!

При упоминании еды Джемма оживляется – проводит расческой по волосам и бежит к двери. Я ковыляю за ней – великанша-нескладеха по следам балерины.

– Доброе утро, миссис Уолш! – с улыбкой говорит Джемма. – Помочь вам накрыть на стол?

– Уже накрыто, но спасибо за предложение. – Мама кивает в сторону коридора, ведущего в столовую. – Садись, а я только тосты захвачу.

Упрашивать Джемму не нужно: она чуть ли не рысью выбегает в коридор и исчезает в столовой. Я за ней не спешу: направляюсь на кухню за мамой.

– Ханна, в чем дело? – Мать останавливается, держа в руках блюдо, полное тостов.

– Вчера вечером на костре случилось что-то странное. Мы с Вероникой…

– Мари, вы где? – Зычный папин голос разносится по дому. – Яичница стынет!

Мама берет блюдо одной рукой, другую кладет мне на плечо.

– Очень жаль, что вечер получился неприятным. Знаю, у вас с Вероникой сейчас не самые лучшие отношения, но вам надо научиться нормально общаться. Поговорим об этом после бранча.

– Нет, мама…

Но она уже ушла. Я следую за ней в столовую: на тарелках разложены фрукты, яичница и горки жареного бекона. Мама ставит блюдо с тостами в центр стола, и мы садимся.

– Доброе утро! – Отец улыбается мне поверх чашки с кофе.

Я с полным ртом бекона бормочу что-то невразумительное.

– Как ваш костер? – спрашивает папа, когда вместо ответного приветствия я принимаюсь жевать тост.

Джемма откладывает вилку.

– Вы не поверите, что случилось! – Она подается вперед, а я с набитым ртом не могу сказать ей, чтобы помалкивала. – Кто-то убил енота, начертил на земле пентакль и поджег. Вся поляна была в крови. Завязалась драка, и одна девушка сломала руку. Нет, не в драке. Она раньше ее сломала. Погодите, расскажу по порядку, а то получилось путано.

– Боже, Джемма, ты хоть отдышись! – Я тщетно пытаюсь разрядить обстановку. Родители отворачиваются от Джеммы и пристально смотрят на меня. У мамы аж межбровная морщина углубляется.

– Ой, прости, я не хотела замалчивать самое невероятное. – Джемма подпирает щеку рукой и намеренно громко шепчет моим родителям: – Общение Ханны с Вероникой прошло без жертв.

Папа из вежливости усмехается.

– Вот новость так новость!

Подруга начинает пересказывать вчерашнюю историю, сдабривая ее подробностями, которые большинству людей показались бы не к столу, и недавние тревоги и страхи снова заполняют мои мысли. Вероника заявила, что это прикол регуляра, но вдруг нет?

– Мам, у нас желе есть? – спрашиваю, вставая из-за стола. – Не поможешь мне найти? – Я пронзаю ее многозначительным взглядом, надеясь, что она поймет, в чем дело.

– Да, конечно. – Мать кивает, встретившись со мной глазами. – Должно быть в холодильнике.

– Клубничное? – Джемма накалывает вилкой кусок канталупы, не замечая мою сильную панику.

– Да, наверное. Сейчас посмотрю, – обещаю я и увожу маму на кухню. Не представляю, как мне объясниться, если Джемма болтает с моим папой о драке парней у костра.

– В чем дело, Ханна? – спрашивает мать, доставая из холодильника банку с желе. – Что за ужастик с принесенным в жертву енотом?

Оглядываюсь на столовую, но мы достаточно далеко, и слов подруги мне не разобрать. Тем не менее я понижаю голос, чтобы рассказать обо всех событиях прошлого вечера. О крике Саванны. О бедном еноте. О пентакле. Умалчиваю лишь о том, как Вероника прилюдно использовала магию. Свою бывшую, может, я и ненавижу, но не настолько.

Выслушав меня до конца, мама тяжело вздыхает.

– Ох уж наши местные регуляры!.. Не перестаю удивляться их глупости.

– А если это не регуляр?

Мать пронзает меня взглядом.

– Думаешь, Кровавая Ведьма? – спрашивает она, сверкая глазами.

Я киваю, пальцы у меня дрожат. Мама кладет руку на мое плечо.

– Ханна, Кровавых Ведьм в Салеме не было со времен той давней охоты. Почему ты думаешь, что они вернулись?

Я не знаю. Может, как раз потому, что месяц назад, когда мы ездили на экскурсию в Нью-Йорк, я вместе с Вероникой случайно ввязалась в разборки между Кровавой Ведьмой и группой Заклинательниц? Или же потому, что Кровавая Ведьма пригрозила убить меня, если увидит вновь?

Вслух об этом не скажешь. Даже не обмолвишься.

– Мне так почувствовалось. В ритуале была сила, куда б о льшая, чем в приколе регуляра.

Мама всматривается в мое лицо. Неужели разглядит все то, что я от нее прячу? Мне она ничего не говорит: просто делает круговое движение плечами и складывает ладони горстью, а воздух внутри ее пальцев вращается все быстрее и, наконец, начинает сверкать.