Рэйвен Лейлани - Жажда

– Мне бы хотелось, чтобы каждый день был похож на этот, – говорит он, когда мы оказываемся в самой страшной точке любой американской горки: когда поезд замирает в вышине, и остается только ждать падения. Под нами в парке зажигаются огни. Все, чего я хочу – это чтобы он получил то, на что рассчитывает. Я хочу быть нетребовательной и простой. Хочу, чтобы не было никакого зазора между тем, как он меня представляет, и тем, какая я на самом деле. Я хочу, чтобы секс стал привычным и прохладным, чтобы у него не вставал, а я излишне подробно рассказывала о своем синдроме раздраженного кишечника, чтобы мы оказались повязаны взаимным утешением. Хочу, чтобы мы ругались на людях. А когда мы будем ссориться наедине друг с другом, хочу, чтобы он, может быть, даже ударил меня сгоряча. Хочу, чтобы у нас была долгая и плодотворная карьера орнитологов и чтобы мы одновременно узнали о том, что у нас рак. Потом я вспоминаю про его жену. Вагонетка трогается с места, и мы падаем вниз.

Весь день я думаю о его жене, презирая саму себя. Мне хочется надеяться, что она активный член соседского дозора. Еще было бы неплохо, если бы во время секса она лежала не двигаясь. Впрочем, также есть вероятность, что вообще-то она крутая. Она могла и в самом деле не возражать, что ее муж ходит на свидания с девушкой, у которой в шестнадцать раз больше жизнеспособных яйцеклеток. Она может заниматься йогой, следить за ретроградной Венерой и пользоваться натуральным дезодорантом. Быть человеком, который настолько не боится других женщин Нью-Йорка, что благословляет всю эту половозрелую орду на трах со своим мужем.

Прокатившись еще несколько раз на американских горках, мы с Эриком направляемся в кафешку, стилизованную под салун, которая поражает обилием плетеной мебели. Это единственное место в парке, где продают алкоголь, и над баром светится неоновая вывеска в виде густых усов Йоземит Сэма [2] Йоземит Сэм – персонаж мультфильмов «Луни Тюнз», заклятый враг Багза Банни. . Официантка в ковбойской шляпе бросает на стол пару липких меню. Она сообщает нам о предложении дня таким тоном, чтобы мы поняли: единственная наша задача как ее клиентов – это просто пойти и трахнуться. До этого момента мы провели весь день, сидя бок о бок. Я смотрю ему прямо в глаза, и мне практически больно. От его безраздельного внимания становится жарко.

– Ты хорошо проводишь время? – спрашивает он.

– Вроде того.

– Честно говоря, мне тяжело тебя прочесть, а у меня обычно это отлично получается.

Я допиваю пиво и стараюсь не показать, какой радостью наполняют меня его слова – значит, мне удалось не выдать ни свои фантазии, ни свое отвращение.

– Ты какая-то отстраненная, – продолжает он, и мой внутренний ребенок довольно потирает руки. Отстраненность – отклонение от обычного, это выбор. Это вам не девчонка из Башвика, дочиста вылизывающая консервную банку из-под тунца.

– Я открытая книга, – говорю я, думая обо всех мужчинах, которые не смогли ее прочесть. С этими мужчинами я наделала ошибок. Я падала им в ноги, когда они пытались уйти из моей квартиры. Я бежала за ними по коридору с бутылкой жидкости для полости рта, обещая: «Я могу быть пляжным чтивом, я избавлюсь от всех придаточных, пожалуйста, я все перепишу».

Так что я изо всех сил стараюсь не очароваться. Насколько могу, стараюсь придать своему молчанию вид проницательности, не выдать, что молчу я из страха сморозить какую-нибудь глупость.

– Ты встречаешься с кем-нибудь еще? – спрашивает он.

– Нет. Это заставляет тебя хотеть меня меньше?

– Нет. А ты хочешь меня меньше от того, что я женат?

– Из-за этого я хочу тебя еще больше, – отвечаю я, тут же думая, не сболтнула ли я лишнего, не совершила ли ошибку, признавшись, что он единственный. Никто не хочет то, что не хочет никто. Воздух пропитан навязчивой вонью туалета, травы и попкорна, и мужчина в баре тихо плачет рядом с гигантским плюшевым медведем. Впервые за день мне приходит в голову, что Эрик мог выбрать это место только затем, чтобы не встретить никого из знакомых.

– Мне понравилось, когда ты спросил, хорошо ли я провожу время, – замечаю я.

– Почему? – он хмурится, и я понимаю: это выражение лица я уже видела, уже спустя несколько часов его эмоции стали мне знакомы. Я вся сжимаюсь внутри, когда думаю о том, что назад дороги нет, мы больше не вернемся к относительной анонимности в интернете. Я ненавижу мысль о том, что повторила какое-то действие, и он заметил это, вывел закономерность и молчаливо решает, сможет ли вынести этот вид вновь. Не в моих силах уравнять условия игры. У некоторых мужчин хотя бы хватает порядочности на то, чтобы сразу дать тебе понять, что с ними не так. Но все мельчайшие движения Эрика, которые я уже видела, я хочу увидеть вновь. Как, например, это нежное, отеческое неодобрение.

– Потому что я чувствовала, что ты ждал моего ответа, это был не один из тех вопросов, который задают, рассчитывая услышать «да» в ответ, – поясняю я.

– Приведи мне пример такого вопроса.

– Ну, скажем, «ты кончила?».

– То есть, ты говоришь «да», даже если это не так?

– Разумеется.

– Да ты просто маленькая лгунья, не так ли? – спрашивает он, и я хочу ответить: «Да. Да, я такая».

– Ты никогда не врешь, чтобы пощадить чьи-то чувства?

– Никогда.

– Интересно, – протягиваю я. Конечно, ничего интересного в том, что ему позволено быть искренним, нет. Как нет ничего интересного в том, что он даже не может себе представить, каково это – жить иначе. Эрик приравнял мои возможности к своим. Ему в голову не пришла мысль о лжи во спасение, о доброте притворства, которое я сейчас воплощаю, давясь кишащим бактериями хот-догом. В этот момент я, кажется, понимаю ход его мыслей. Он думает, что мы похожи. Он понятия не имеет, как сильно я стараюсь произвести впечатление.

– Со мной ты можешь быть собой, – говорит Эрик, и мне стоит больших трудов не рассмеяться ему в лицо.

– Спасибо, – киваю я, зная, что он не то имеет в виду. Ему хочется, чтобы я была собой в той же степени, в какой собой может быть тигрица в городском зоопарке – вялая, ждущая, пока ее накормят, вместо того, чтобы на воле рвать зубами сухожилия.

– К тому же, если я не доведу тебя до оргазма, я хочу, чтобы ты мне об этом сказала, – продолжает Эрик, взмахом руки прося принести счет.

– Стало быть, мы собираемся заняться сексом? Свидание идет удачно?

– А тебе так не кажется?

Когда мы возвращаемся к машине, начинается дождь – несильный, но неожиданный, в парке развлечений уже наполовину успели отгреметь фейерверки перед закрытием. Мы стоим на парковке и ждем окончания салюта. Он притягивает меня к себе, когда небо расцвечивается белыми всполохами. Я прячу лицо у него на груди, его рубашка вся влажная от пота. За целый день так и не высохла. Он касается моей шеи, пальцы липнут к коже.