Бриттани Ш. Черри - Земля, о которую мы разбились

– Пожалуйста, давай обойдемся без гормонального срыва. Это был долгий день.

– Просто скажи, ты целовал мою сестру? – повторила она, как заезженная пластинка. – Скажи это. Скажи мне.

– Я даже не знал, что у тебя есть сестра.

– Какая разница, если ты поцеловал ее.

– Иди приляг, Джейн. У тебя давление поднимется.

– Ты мне изменил. Я всегда знала, что это случится. Я всегда знала, что ты мне изменишь.

– У тебя паранойя.

– Просто скажи мне, Грэм.

Не зная, что еще мне сказать, я запустил пальцы в волосы.

– Господи! Да не целовал я ее.

– Целовал! – крикнула она, утирая слезы. – Я знаю, что так и было, потому что я знаю ее. Я знаю свою сестру. Наверняка она знала, что ты мой муж, и решила мне насолить. Она уничтожает все, к чему прикасается.

– Я ее не целовал.

– Она словно… какая-то болезнь, и почему-то никто этого не понимает. Но я-то знаю. Она все портит, как и наша мать. Почему никто не видит, что она делает? Я не могу поверить, что ты поступил так со мной… с нами. Я беременна, Грэм!

– Я ее не целовал! – закричал я, чувствуя, как слова обожгли мое горло. Я не хотел ничего знать о прошлом Джейн. Я не просил ее рассказывать о своих сестрах, я не настаивал, я не донимал ее расспросами, и все же мы почему-то ругались из-за женщины, которую я едва знал. – Я понятия не имею, кто твоя сестра, и не желаю ничего о ней знать. Я не знаю, что, черт возьми, с тобой происходит, но прекрати выплескивать это на меня. Я тебе не лгал. Я тебе не изменял. Сегодня я не сделал ничего плохого, так что прекрати на меня нападать.

– Не притворяйся, будто тебя волнует сегодняшний день, – прошептала она, повернувшись ко мне спиной. – Тебе плевать на своего отца.

В моей голове пронеслось воспоминание.

И все же с его уходом все вокруг меня как-то замедлилось, и я скучаю по воспоминаниям, которых никогда не существовало.

– Лучше бы тебе прекратить этот разговор, – предупредил я, но она не послушала.

– Это правда, ты и сам знаешь. Он ничего для тебя не значил. Он был хорошим человеком и ничего для тебя не значил.

Я промолчал.

– Почему ты не спрашиваешь о моих сестрах? – вдруг воскликнула Джейн. – Разве тебе все равно?

– У всех есть прошлое, о котором не хочется говорить.

– Я не лгала, – снова сказала она, хотя я ни разу не назвал ее лгуньей. Она словно пыталась убедить саму себя, хотя прекрасно знала, что это так. Дело в том, что мне правда было все равно. За годы общения с людьми я понял, что все они лгут, и научился никому не доверять. Ни единой душе.

Как только человек подрывал доверие, как только ложь всплывала на поверхность – все, что он когда-либо говорил, будь то правда или ложь, было запятнано предательством.

– Ладно. Покончим с этим раз и навсегда. Я просто расскажу все прямо сейчас. У меня есть две сестры, Мари и Люси.

Я съежился.

– Пожалуйста, прекрати.

– Мы не общаемся. Я самая старшая, а Люси – самая младшая. Она эмоционально нестабильна, – это было ироничное заявление, учитывая, что в данный момент Джейн находилась на грани нервного срыва. – И она точная копия моей матери, которая умерла много лет назад. Отец бросил нас, когда мне было девять, и я его не виню, потому что моя мать была сумасшедшей.

Я хлопнул ладонями по столу и повернулся к ней.

– Чего ты хочешь от меня, Джейн? Ты хочешь, чтобы я сказал, что злюсь на тебя за обман? Ладно, я злюсь. Ты хочешь, чтобы я тебя понял? Прекрасно, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я сказал, что ты была права, когда бросила своих сестер? Отлично, ты правильно сделала, что бросила их. Теперь я могу вернуться к работе?

– Расскажи мне о себе, Грэм. Расскажи мне о своем прошлом. Все, о чем ты никогда не рассказывал.

– Оставь это, Джейн.

Я так умело сдерживал свои чувства. Я почти никогда не поддавался эмоциям, но она давила на меня, испытывая мое терпение. Я хотел, чтобы она остановилась, потому что в темных уголках моей души скрывалась вовсе не печаль или горе.

Это был гнев.

И чем больше она давила – тем сильнее он рвался наружу.

Она заставляла меня превратиться в монстра.

– Ну же, Грэм. Расскажи мне о своем детстве. Где твоя мать? Она же у тебя была? Что с ней произошло?

– Прекрати, – сказал я, крепко зажмурившись и сжав кулаки, но она не прекращала.

– Она недостаточно тебя любила? Она изменяла твоему отцу? Может, она умерла?

Я вышел из комнаты, потому что почувствовал, как гнев поднимается на поверхность. Я чувствовал, что он становится слишком большим, слишком сильным, слишком обжигающим. Я пытался убежать от Джейн, но она неотрывно следовала за мной.

– Ладно, ты не хочешь говорить о своей маме. Как насчет того, чтобы поговорить о твоем отце? Скажи мне, почему ты так презираешь своего отца? Что он сделал? Тебя обижало, что он постоянно был занят работой?

– Поверь, ты не хочешь об этом говорить, – снова предупредил я, но она уже слишком далеко зашла. Ей хотелось продолжать эту гадкую игру, но она играла не с тем человеком.

– Он забрал твою любимую игрушку? Он не позволял тебе заводить домашних животных в детстве? Он забыл про твой день рождения?

Мои глаза потемнели, и она заметила это, когда наши взгляды встретились.

– О, – прошептала она. – Он пропустил много дней рождения.

– Я поцеловал ее ! – наконец сорвался я, поворачиваясь к Джейн, которая замерла с открытым ртом. – Этого ты хочешь? Хочешь, чтобы я тебе солгал? – прошипел я. – Клянусь, ты ведешь себя как идиотка.

Она подняла обе руки и толкнула меня.

Сильно .

С каждым ударом на поверхность всплывали новые эмоции. Каждый раз, когда ее руки с тяжестью опускались на мою грудь, у меня внутри все сжималось.

На этот раз я ощутил сожаление.

– Прости, – выдохнул я. – Мне очень жаль.

– Ты не целовал ее? – спросила Джейн дрожащим голосом.

– Конечно, нет.

– Это был долгий день и… ой, – прошептала она, согнувшись от боли. – Ой!

– В чем дело? – Когда наши взгляды встретились, у меня сдавило грудь. Ее руки сжимали живот, а дрожащие ноги блестели от влаги. – Джейн? – прошептал я, нервничая и смущаясь. – Что это было?

– Кажется, у меня отошли воды.

– Слишком рано, слишком рано, слишком рано, – шептала Джейн, пока я вез ее в больницу. Ее руки лежали на животе, а схватки не прекращались.

– С тобой все будет в порядке, все будет хорошо, – заверил ее я, но внутри меня все холодело от ужаса. Слишком рано, слишком рано, слишком рано…

Как только мы добрались до больницы, нас провели в палату, где нас окружили медсестры и врачи. Они задавали сотни вопросов, пытаясь понять, что произошло. Всякий раз, когда я задавал вопрос, они улыбались и говорили, что мне придется подождать, чтобы поговорить с лечащим неонатологом. Время тянулось медленно, и каждая минута казалась часом. Я знал, что время родов еще не пришло: ребенку была всего тридцать одна неделя. Когда неонатолог наконец добрался до нашей палаты, он с легкой улыбкой на лице придвинул стул к кровати Джейн и достал ее медицинскую карту.