Бриттани Ш. Черри - Земля, о которую мы разбились

– Всем привет, я доктор Лоуренс, и я скоро вам надоем. – Он пролистал карту и провел рукой по бородатому подбородку. – Джейн, судя по всему, ваш ребенок устроил настоящую драку. Поскольку вы все еще находитесь на ранней стадии беременности, мы обеспокоены тем, насколько безопасно пройдут роды, особенно учитывая, что до вашего срока остается еще целых двенадцать недель.

– Девять, – поправил я. – Осталось всего девять недель.

Густые брови доктора Лоуренса опустились к переносице, и он принялся листать бумаги.

– Нет, определенно двенадцать, и это чревато довольно сложными проблемами. Вероятно, вы уже обсуждали эти вопросы с медсестрами, но нам важно знать, что происходит с вами и вашим ребенком. Итак, вы переживали сильный стресс в последнее время?

– Я юрист, так что стресс – неотъемлемая часть моей жизни, – ответила Джейн.

– Какой-нибудь алкоголь или наркотики?

– Нет и нет.

– Вы курите?

Она заколебалась, и я приподнял бровь.

– Ну же, Джейн. Серьезно?

– Всего несколько раз в неделю, – воскликнула она, ошеломив меня этим заявлением. В поисках поддержки Джейн повернулась к доктору. – Из-за работы я постоянно нахожусь в состоянии стресса. Узнав о беременности, я попыталась бросить курить, но в итоге только уменьшила количество сигарет в день: всего несколько штук вместо половины пачки.

– Ты же сказала, что бросила, – процедил я сквозь зубы.

– Я пыталась.

– Это не то же самое, что бросить курить!

– Не смей на меня орать! – взревела она, дрожа всем телом. – Я совершила ошибку, мне очень больно, и твои крики мне не помогут. Господи, Грэм, иногда мне хочется, чтобы ты был таким же добрым, как твой отец.

Ее слова задели меня за живое, но, собравшись с силами, я постарался не реагировать. Доктор Лоуренс поморщился, но тут же снова натянул свою легкую полуулыбку.

– Ладно. Курение может привести к множеству различных осложнений, когда дело касается родов, и хотя выяснить точную причину невозможно – хорошо, что у нас есть эта информация. Мы дадим вам токолитические препараты, чтобы попытаться остановить преждевременные роды. Малышке нужно еще немного вырасти, так что нам придется сделать все возможное, чтобы удержать ее внутри еще на какое-то время. Вы останетесь здесь под присмотром врачей на следующие сорок восемь часов.

– Сорок восемь часов? Но мне нужно работать…

– Я выпишу вам справку, – доктор Лоуренс подмигнул и поднялся с места. – Медсестры вернутся через секунду. Они проведут осмотр и дадут вам лекарство.

Как только он вышел за дверь, я быстро встал и последовал за ним.

– Доктор Лоуренс.

Он повернулся ко мне и остановился.

– Да?

Я скрестил руки на груди и прищурился.

– Мы поссорились как раз перед тем, как у нее отошли воды. Я закричал и… – я сделал паузу и провел рукой по волосам, прежде чем снова скрестить руки на груди. – Я просто хотел узнать, может… это произошло из-за меня?

Доктор Лоуренс улыбнулся краешком губ и покачал головой.

– Такое случается. Мы все равно не сможем узнать причину, так что вам незачем винить себя. Все, что мы можем сделать сейчас, – это жить настоящим моментом и делать все возможное для безопасности вашей жены и ребенка.

Я кивнул и поблагодарил его. Мне хотелось верить его словам, но в глубине души я все равно чувствовал, что это моя вина.

Через сорок восемь часов, когда у ребенка упало давление, врачи сообщили нам, что у них нет другого выбора, кроме как провести кесарево сечение. Все было как в тумане, и мое сердце словно перестало биться. Я стоял в операционной, не зная, что чувствовать, когда ребенок наконец появится на свет.

Когда врачи закончили операцию и перерезали пуповину, все столпились вокруг ребенка, крича и переругиваясь между собой.

Она не плакала.

Почему она не плачет?

– Два фунта три унции, – объявила медсестра.

– Нам понадобится СИПАП, – сказал один из врачей.

– СИПАП? – спросил я, когда они торопливо прошли мимо меня.

– Режим искусственной вентиляции легких постоянным положительным давлением, чтобы помочь ей дышать.

– Она не дышит?

– Да, она очень слаба. Мы собираемся перевести ее в отделение интенсивной терапии, и кто-нибудь сообщит вам, как только она стабилизируется.

Прежде чем я успел спросить что-нибудь еще, они уже унесли ребенка.

Несколько человек остались, чтобы позаботиться о Джейн, и как только ее перевели в больничную палату, она провалилась в сон на несколько часов. Когда она наконец проснулась, доктор сообщил нам о здоровье нашей дочери. Он сказал, что ей тяжело дышать и что они делают все возможное, но жизнь ребенка все еще находится под угрозой.

– Если с ней что-нибудь случится, знай, что это твоя вина, – сказала мне Джейн, когда доктор вышел из комнаты. Она отвернулась от меня и посмотрела в окно. – Если она умрет – это будет не моя вина, а твоя.

Я понимаю, о чем вы говорите, Мистер Уайт, но… – Джейн стояла в отделении интенсивной терапии спиной ко мне и говорила по мобильному телефону. – Я знаю, сэр, я все прекрасно понимаю. Просто мой ребенок попал в отделение интенсивной терапии, и… – она замолчала, переступила с ноги на ногу и кивнула. – Хорошо. Я понимаю. Спасибо, мистер Уайт.

Она положила трубку и покачала головой, вытирая глаза, прежде чем снова повернуться ко мне.

– Все в порядке? – спросил я.

– Просто рабочие дела.

Я коротко кивнул.

Мы стояли неподвижно, глядя на нашу дочь. Каждый вдох давался малышке с трудом.

– Я не могу, – прошептала Джейн, ее тело начало трястись. – Я не могу просто сидеть здесь и ничего не делать. Я чувствую себя такой бесполезной.

Прошлой ночью мы думали, что потеряли нашу маленькую девочку, и в тот момент я почувствовал, как все внутри меня начинает разваливаться на кусочки. Джейн тоже плохо справлялась с происходящим и так и не сомкнула глаз.

– Все в порядке, – сказал я, хотя и сам в это не верил.

Она покачала головой.

– Я на это не подписывалась. Я никогда не хотела детей. Я просто хотела стать адвокатом. У меня было все, чего я желала, а теперь… – Джейн продолжала ерзать. – Она умрет, Грэм, – прошептала моя жена, скрестив руки на груди. – У нее слишком слабое сердце. У нее не развиты легкие. Она даже не живет, а лишь существует, да и то благодаря всей этой дряни, – она махнула рукой на машины, подсоединенные к крошечному телу нашей дочери. – И мы просто должны сидеть здесь и смотреть, как она умирает?! Это жестоко.

Я ничего не ответил.

– Я не выдерживаю. Прошло почти два месяца, Грэм. Разве ей не должно было стать лучше?

Ее слова раздражали меня, а ее уверенность в том, что наша дочь уже не жилец, вызывала у меня отвращение.