Бертрис Смолл - Любовь воительницы

– Я вообще не хочу жить на женской половине, – заявила Зенобия. – Если я стану твоей женой, то хочу иметь во дворце свой собственный дом. И я сама выберу себе слуг и куплю рабов. Не желаю иметь в своем доме шпионов. – Она внезапно остановила кобылу и осмотрелась.

Солнце уже взошло, и небо, куда ни кинешь взгляд, было ярко-синим и безоблачным. Оденат остановился и вопросительно взглянул на девушку.

– Я не обучена играть в эти игры, Ястреб. Давай будем откровенны друг с другом. Ты хочешь жениться на мне, и мой отец дал свое согласие, но как скоро это случится – зависит от меня. И ты, и мой отец… вы оба понимаете, что мне необходимо привыкнуть к мысли о браке. Отец уверен, что ты самый подходящий для меня мужчина. Из-за великой любви, которую он испытывал к моей матери, он хочет, чтобы я была счастлива. Мне повезло. Мало кто из мужчин понял бы мои чувства. Мне также повезло и в том, что в мужья мне он выбрал именно тебя, ибо и ты понимаешь, что меня нельзя заковать в кандалы. Я должна быть свободной! Ты проявил ко мне доброту, и я думаю, что начинаю любить тебя. То, о чем я прошу тебя, будет не трудно сделать, верно?

– Да, понимаю… – кивнул Оденат. – И ты получишь все, что в моей власти дать тебе, дорогая.

– Ах, Ястреб, ты слишком опрометчиво обещаешь, – с веселой улыбкой заметила Зенобия. – Никогда нельзя соглашаться на что-либо, пока не выяснишь все условия.

– Решила поучить меня, мой цветочек?

– А что, ты не готов учиться у женщины?

– Скажи, ты любишь меня хоть немного? – уже серьезно спросил Оденат.

– А ты любишь меня, Ястреб?

– Думаю, я полюбил тебя в тот день, когда убили твою мать. Ты была так растеряна, озадачена, испугана… Мне очень хотелось обнять тебя… и держать так долго-долго. Но я принц Пальмиры, а ты была всего лишь ребенком, и мне не полагалось утешать тебя. Но поверь, ты уже тогда мне очень понравилась.

Это признание не только удивило Зенобию, но и порадовало. Однако же… Ведь и Тамар, и Баб говорили, что женщина не должна позволять мужчине стать слишком самонадеянным.

– Ястреб, но ты же не хочешь сказать, будто провел три с половиной года после гибели моей матери, тоскуя обо мне? Я в это не поверю…

– Нет-нет, я совершенно забыл про тебя, мой цветочек, – ответил принц и мысленно возликовал, услышав вздох разочарования, вырвавшийся из груди девушки. Маленькая плутовка внезапно сделалась чересчур самоуверенной. А ведь отец предупреждал: нельзя позволять женщине становиться слишком самоуверенной.

– Мой Ястреб, так как же ты можешь говорить, что любишь меня? – пробормотала Зенобия.

– В тот день я влюбился в ребенка, а когда увидел, какой прелестной девушкой тот ребенок стал, влюбился еще раз. Я никогда не буду лгать тебе. Поверь, я тебя люблю, мой цветочек, действительно люблю. Пожалей же бедного принца, готового положить к твоим ногам и свое сердце, и свое царство! Скажи, когда мы поженимся?

– Подожди еще немного! – взмолилась девушка.

– Я не могу ждать долго. Я одинокий мужчина и страстно желаю, чтобы ты была рядом и чтобы я мог любить тебя, беседовать с тобой, делиться с тобой всем, что имею.

Зенобия долго молчала. Наконец тихо проговорила:

– Я выйду за тебя, как только позволят жрецы.

Оденат очень удивился столь внезапному решению, и его брови взлетели вверх. Девушка улыбнулась и добавила:

– Я нужна тебе, мой Ястреб. Разве не это ты только что сказал? И если уж честно, то на самом деле наш брак состоялся в тот момент, когда ты договорился с моим отцом, только дата свадьбы оставалась неизвестной. Но главное… Видишь ли, теперь мне ясно: раз я вчера так расстроилась, подумав, что ты пошел к Делиции, значит, люблю тебя, просто боюсь признаться в этом самой себе.

– О, Зенобия, – пробормотал принц, – хотел бы я знать, в какую женщину ты однажды превратишься…

– Зачем сейчас гадать? – со смехом ответила девушка. – Ведь рано или поздно ты обязательно это увидишь.

Оденат тоже рассмеялся.

– Да, верно, мой цветочек! – Повернув коня в сторону города, он добавил: – Нам пора возвращаться, Зенобия. Я не поскачу с тобой наперегонки, но давай пустим лошадей галопом, чтобы Аль-Ула показала тебе, на что способна.

В тот же миг Зенобия натянула поводья – и помчалась в сторону города. В очередной раз удивившись (она то и дело его удивляла), Оденат пришпорил Ашура и поскакал следом за девушкой по едва заметной пустынной дороге, ведущей в Пальмиру, и из-под лошадиных копыт то и дело взвивались вверх облачка желтой пыли. При этом принц неотрывно смотрел на скакавшую впереди всадницу, низко склонившуюся в седле, и мысленно восклицал: «О, до чего же восхитительное создание!» И какое счастье, что эта чудесная девушка скоро станет его женой.

Когда они пронеслись сквозь главные дворцовые ворота, часовые переглянулись и с восхищением посмотрели им вслед. А Зенобия, спрыгнув во дворе с лошади, с торжеством в голосе воскликнула:

– Мой Ястреб, я тебя обогнала!

– Мы не состязались, – ответил Оденат.

– Разве?… – Зенобия посмотрела на него с удивлением, затем повернулась и, негромко рассмеявшись, вбежала во дворец.

Оденат, почувствовав возбуждение, криво усмехнулся. Ох, скорее бы день свадьбы… Он уже с трудом сдерживался. Несмотря на множество дел, он еще до захода солнца собирался повидаться с Забааем бен-Селимом, чтобы обговорить все детали предстоящей свадьбы. И на следующий же день следовало сделать публичное объявление. Тогда маленькая плутовка уже никуда не денется.

Радостно улыбнувшись, принц направился в свою часть дворца. Мысленно обращаясь к Зенобии, он проговорил: «Скоро, уже совсем скоро, мой цветочек… И тогда ни ты, ни я больше никогда не почувствуем себя одинокими, потому что будем любить друг друга вечно!» «Вечно…» – ему нравилось звучание этого слова.

Пальмира, царица городов Восточной империи, лежала почти на полпути между таким же древним Багдадом и синим Средиземным морем. Говорили, что Пальмиру основал сам царь Соломон, чем пальмирцы очень гордились. Через этот город, выстроенный в обширном оазисе, где пересекались караванные пути, пролегавшие между Востоком и Западом, проходили все богатства мира. Тут собирались греки и римляне, сирийцы и евреи, арабские торговцы из всех племен, и строили здесь огромные склады, чтобы надежно хранить в них шелка, ковры, специи, слоновую кость, драгоценности, зерно и финики – все то, что проходило через их руки. И здесь же они строили роскошные виллы, где жили их семьи, а также наложницы, потому что в Пальмиру прибывали не только торговые караваны, но и рабы со всего света.

Пальмирские архитекторы питали страсть к колоннам, и все хоть сколько-нибудь заметные здания города были украшены ими. Вокруг центрального внутреннего двора одного из храмов возвышались триста семьдесят изящных колонн, и на выступавших вперед камнях в середине каждой из колонн красовались статуи самых знаменитых мужей Пальмиры. А главная улица города с обеих сторон была окаймлена двумя рядами колонн, по семьсот пятьдесят с каждой стороны; в храме же Юпитера имелась колоннада длиной в милю, состоявшая из пятнадцати сотен коринфских колонн.