Колин Маккалоу - Порочная страсть

Паркинсон прочел имя на лежавших перед сестрой Лангтри документах и поморщился.

– Какой смысл был отправлять его сюда, если госпиталь вот-вот закроют?

– Конечно, это совершенно неожиданно. Да и, честно говоря, мне не показалось, что у него есть какие-то отклонения.

– Тут я с вами не согласен. Он напоминает попугая, напичканного избитыми фразами.

Вздрогнув от неожиданности, сестра Лангтри отвернулась от окна и посмотрела на Нила. Впервые он проявил агрессию к человеку, которого совершенно не знал.

Это почему-то ее задело, и она возразила чуть эмоциональнее, чем следовало, удивив не только Нила, но и себя саму:

– А по-моему, он выглядит как мужчина.

– Что я слышу, сестра Лангтри! – воскликнул Нил. – Похоже, он очаровал вас? Никогда бы не подумал, что такие, как этот сержант, в вашем вкусе!

Она тотчас взяла себя в руки и рассмеялась:

– Ваши уколы на меня не действуют, Нил! Это недостойно вас, мой дорогой друг. Вы сейчас ведете себя, как Люс, и это не комплимент. Почему вы так суровы к этому бедняге?

– Я просто ревную, – пошутил Паркинсон, доставая из кармана гладкий массивный золотой портсигар – явно дорогую вещицу, украшенную в уголке его инициалами.

Кроме него, никто в бараке не курил фабричных сигарет, но к этому времени других офицеров здесь уже не осталось.

Нил щелкнул крышкой портсигара и предложил сестре сигарету. Онор вздохнула, но не отказалась, и он поднес ей огонек зажигалки.

– Ах, вы коварный искуситель! Опять я курю с вами на дежурстве. Старшая сестра меня повесит, затем выпотрошит и четвертует, если узнает. Вдобавок я собираюсь через минуту выставить вас за дверь. Мне нужно изучить эти документы до прихода полковника Чинстрепа.

– О боже! Только не говорите, что нам придется весь вечер терпеть его общество!

Сестру Лангтри позабавили его слова.

– Ну, вообще-то, не вам, а мне.

– И что же могло заставить нашего доблестного полковника пуститься в дальний путь через всю территорию госпиталя, да еще и в темноте?

– Мистер Уилсон, конечно же. Я позвонила ему и попросила прийти, поскольку никаких инструкций относительно Майкла не получила. Не понимаю, почему он здесь, на пятнадцатой базе, да еще и в отделении «Икс». Лично меня это ставит в тупик. – Онор устало вздохнула и с трудом сдержала зевок. – День сегодня выдался нелегкий.

– Как, впрочем, и каждый в «Иксе», – мрачно заметил Нил, наклоняясь, чтобы стряхнуть пепел в орудийную гильзу, которой сестра пользовалась как пепельницей. – Мне ли это не знать. Другие приходят и уходят, а я уже почти пять месяцев торчу здесь, словно цветок в горшке с землей, болтаюсь без дела и, похоже, конца этому не будет.

Вот она, боль «Икс», терзавшая их обоих. Мучительно было наблюдать, как страдают пациенты, и сознавать, что не в ее власти устранить источник страдания, ибо он коренится в их душевном расстройстве. Когда-то сестра Лангтри с горечью поняла, что ее усилия приносят щедрые плоды на острой стадии болезни, но чаще всего становятся тщетными в изнурительно долгий период до полного выздоровления.

– Вы ведь знаете, что пережили тяжелый нервный срыв, – как можно мягче проговорила Онор, сознавая, сколь неутешительны ее слова.

Она уже предчувствовала начало неоднократно повторявшегося разговора: Нил будет казнить себя за слабость, а она попытается, и скорее всего безуспешно, его разубедить: объяснить, что он ошибается, укоряя себя в слабости.

Нил презрительно фыркнул.

– Я давным-давно оправился после срыва, и вам это известно.

Вытянув перед собой руки, он сжал кулаки, так что мускулы вздулись буграми. Он и не подозревал, что, наблюдая за этой маленькой сценкой проявления физической силы, Онор ощутила вдруг прилив желания, иначе, возможно, отважился бы закрепить их отношения поцелуем или даже чем-то бо́льшим, но лицо сестры Лангтри никогда, ни при каких обстоятельствах не выдавало ее мыслей.

– Может, я больше не гожусь в солдаты, – продолжил Нил, – но наверняка мог бы принести хоть какую-то пользу! Ох, сестра, я так устал от барака «Икс»! Ужасно, смертельно устал. Я не душевнобольной.

Эта горестная жалоба тронула Онор, как бывало всегда: она сочувствовала всем своим подопечным, но Нилу Паркинсону в особенности, – и ей пришлось опустить голову и на мгновение прикрыть глаза, чтобы не выдать своих чувств.

– Ждать осталось недолго. Война закончилась, все мы скоро вернемся домой. Знаю, это вовсе не то, что вам нужно, и понимаю почему, но постарайтесь мне поверить: как только вырветесь отсюда и смените окружение, вам будет чем заняться, и вы быстро освоитесь.

– Но как я могу вернуться домой, к женщинам и детям, что по моей вине лишились мужей и отцов? Что, если я встречу вдову кого-нибудь из своих солдат? Что я ей скажу? Как мне смотреть ей в глаза?

– Вы найдете нужные слова и поступите правильно, Перестаньте, Нил. Это лишь фантомы, плод вашего воображения. Вы терзаете себя, потому что вам нечем заполнить время в бараке. Мне неприятно вам это говорить, но перестаньте наконец себя жалеть!

Однако Нил слушать ничего не желал и все глубже погружался в свою тоску, словно самобичевание доставляло ему какое-то извращенное удовольствие.

– Мое неумелое командование стоило жизни более чем двадцати бойцам, сестра Лангтри! Их вдовы и сироты отнюдь не фантомы, уверяю вас.

В таком сильном волнении и расстройстве сестра Лангтри не видела его уже давно. Вероятно, сыграло роль появление Уилсона. Она прекрасно понимала, что поведение Нила в тот день связано не только с ней: прибытие новичка всегда нарушало покой в бараке и тревожило старожилов. Кроме того, Майкл не принадлежал к породе ведомых и, похоже, не собирался признавать главенство Нила и подчиняться ему, а тот привык именно к такому поведению окружающих и диктовал пациентам свои правила.

– Вам придется переступить через это, Нил! – заметила Онор резко. – Вы прекрасный, достойный человек, отличный офицер, пять лет безупречно несли службу. Ведь до сих пор не установлено, что именно ваша ошибка привела к гибели людей. Вы солдат, вам хорошо известно, насколько сложно все предусмотреть. Прошлого не исправить! Ваши люди погибли, и меньшее, что вы обязаны сделать в память о них, – жить в полную силу. Чем вы поможете вдовам и сиротам, если будете сидеть здесь и сокрушаться, жалея не их, а себя самого? Никто не давал вам письменной гарантии, что жизнь всегда будет складываться так, как нам бы хотелось. Приходится просто мириться с тем, что есть, хорошо это или плохо. Вы сами знаете! Довольно.

Настроение у Нила заметно поднялось. Он широко улыбнулся, взял сестру за руку и прижался щекой к ладони.

– Ладно, сестричка, я вас понял. Постараюсь быть пай-мальчиком. Не представляю, как вам это удается. Думаю, дело тут не в словах, а в вашем лице. У вас всегда получается прогнать боль. Если бы вы только знали, как много значит для меня ваше присутствие в этой богадельне. Без вас… – Он пожал плечами. – Я даже вообразить не могу это место без вас.