Колин Маккалоу - Порочная страсть

Сестра Лангтри внезапно обнаружила, что испытывает искренний жгучий интерес к пациентам барака «Икс», ее завораживало бесконечное разнообразие форм болезни. К тому же она открыла в себе дар приносить им облегчение, когда боль терзала их сильнее всего. Конечно, у нее случались неудачи, но быть хорошей сестрой – значит продолжать бороться, пока не убедишься, что сделала все от тебя зависящее. Она сознавала, как недостает ей специального образования и знаний, но убеждалась, что само ее присутствие благотворно сказывается на состоянии большинства пациентов.

Онор узнала, что расход нервной энергии может изнурять куда сильнее, чем самый тяжелый и грубый физический труд, и научилась сдерживать себя, не спешить, проявлять не только великое терпение, но и понимание. Даже после того как удалось преодолеть в себе некоторое предубеждение против слабостей и недостатков своих подопечных, ей пришлось столкнуться с их чудовищным эгоцентризмом. Онор с юности посвятила свою жизнь деятельному, счастливому, бескорыстному служению людям, поэтому ей так трудно было осознать, что сосредоточенность ее пациентов на себе в действительности свидетельствует об утрате собственного «я». Многое она постигла на личном опыте, поскольку учить ее было некому, а литературы не хватало. По-видимому, ей на роду было написано стать сестрой милосердия, и, увлеченная, всецело преданная своему делу, влюбленная в новую работу, она не сдавалась.

Нередко, вопреки ее ожиданиям и надеждам, попытки достучаться до пациента долго оставались тщетными. Когда же наконец удавалось пробить барьер отчуждения, она часто спрашивала себя, была ли в этом и ее заслуга, хотя в душе знала, что помогла. Если бы она хоть на миг усомнилась в этом, то давным-давно всеми правдами и неправдами добилась бы перевода.

Барак «Икс» – западня, в которую она угодила, но ничуть не жалела об этом. Мало того: ей здесь нравилось.

Когда луч скользнул по краю пандуса, сестра Лангтри выключила фонарик и зашагала по дощатому скату, стараясь ступать как можно тише, насколько позволяли тяжелые ботинки.

Первая слева по коридору дверь вела в ее кабинет, крохотную, шесть на шесть футов, комнатушку, сдавленную стенами, словно отсек подводной лодки; лишь два угловых окна с решетками жалюзи спасали ее от удушающей тесноты. Здесь едва помещался маленький столик, заменявший бюро, два кресла (одно для хозяйки кабинета, другое для посетителей), небольшой, сколоченный из досок стеллаж в форме буквы Г да комод с двумя деревянными выдвижными ящиками, запиравшимися на ключ, который заменял шкаф для документов. В верхнем ящике лежали картонные папки с личными делами всех пациентов барака «Икс» с момента его основания, и было их не так уж много. Сестра хранила здесь также машинописные копии медицинских карт пациентов. Нижний ящик занимали те немногие медикаменты, которые, по мнению матроны и полковника Чинстрепа, ей следовало держать под рукой: паральдегид в виде жидкости для приема внутрь и в ампулах для инъекций, фенобарбитал, морфин, сиропообразная смесь аспирина, фенацетина и кофеина, цитрат калия, суспензия магнезии, настойка опиума в аэрозоле, касторовое масло, хлоралгидрат, дистиллированная вода, плацебо и большая бутылка трехзвездочного госпитального бренди «Шато Тананда».

Сестра Лангтри сняла надвинутую на глаза шляпу и гетры, стянула армейские ботинки и аккуратно выставила их за дверь, затем задвинула под стол плетеную корзинку, в которой носила немногие личные вещи, когда бывала на дежурстве, и надела парусиновые туфли на мягкой подошве. Поскольку официально считалось, что пятнадцатая база расположена в малярийной зоне, весь персонал обязан был с наступлением темноты наглухо закутываться от подбородка до пят, отчего нестерпимая жара становилась еще невыносимее. В действительности обильное распыление ДДТ уничтожило малярийных комаров на многие мили вокруг, так что едва ли существовала реальная угроза подхватить эту болезнь, однако приказ о закрытой одежде в темное время суток все еще действовал. Некоторые наиболее эмансипированные медсестры ходили в серых форменных куртках-сафари и длинных брюках не только после заката, но и днем, уверяя, что в юбке далеко не так удобно, но те, кто, как Онор Лангтри, большую часть войны прослужили на фронтовых эвакопунктах, где медсестрам строго предписывалось носить брюки, оказавшись на пятнадцатой базе, среди приволья, едва ли не в роскоши, предпочитали по возможности надевать более женственные вещи.

Вдобавок у сестры Лангтри имелось твердое убеждение, что ее пациентам приятнее видеть женщину в платье, чем в такой же полевой форме, как их собственная. Было у нее и еще одно убеждение, насчет шума: с наступлением темноты она сама всегда надевала в бараке сменную обувь и запрещала мужчинам ходить в помещении в ботинках.

На стене позади кресла для посетителей висели приколотые кнопками карандашные портреты, всего около пятнадцати. Нил изобразил на них всех пациентов барака, кого успел застать, включая и теперешних. Поднимая голову от бумаг на столе, сестра Лангтри подолгу смотрела на эту необычайно выразительную графическую летопись. Когда пациента выписывали или переводили в другое отделение, его портрет перекочевывал из центрального ряда на другое место, выше или ниже. Сейчас в центральном ряду висело пять рисунков, но хватило бы места и для шестого, вот только сестра не слишком рассчитывала, что таковой появится: пятнадцатая база доживала последние месяцы, время летело стремительно, война закончилась, гром орудий затих. Однако сегодня прибыл Майкл Уилсон, и острый, все подмечающий глаз Нила наверняка его не упустил. «Интересно, каким увидит его Нил», – подумалось Онор, и тотчас она поймала себя на том, что ждет не дождется, когда приколотый кнопкой портрет появится на стене напротив ее стола и даст ей ответ.

Она опустилась в кресло и, подперев рукой подбородок, принялась рассматривать рисунки в центральном ряду, заявив себе с невольным самодовольством: «Они мои», – но тут же отогнала эту опасную мысль прочь.

За время работы в бараке «Икс» сестра Лангтри убедилась, что о собственном «я» придется забыть, чтобы не навредить пациентам. В конце концов, она для этих мужчин была если не вершителем судеб, то, во всяком случае, осью, вокруг которой вращалась их жизнь здесь. Поскольку хрупкое равновесие в бараке легко могло нарушиться, именно сестре Лангтри приходилось балансировать на тонкой грани, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, чтобы не дать этому случиться, и это наделяло ее огромной властью. Она, правда, старалась не злоупотреблять этой властью и не привязываться к ней, но иногда, как вот сейчас, сознание собственного могущества вдруг вырывалось на волю и самодовольно заглядывало ей в душу. Опасная иллюзия! Хорошая медсестра не должна приписывать себе все возможные заслуги. Выздоровление пациентов – далеко не только ее заслуга. Что бы ни поразила болезнь: тело или разум, – исцеление всегда в руках Господа Бога и самого больного.