Изабелль Брум - Год и один день

В книгах она читала о том, что взглядом можно раздевать, но с ней такого никогда не было. Робин же смотрел на нее с таким голодом, почти животным, но вместо того, чтобы чувствовать испуг, она была счастлива, как будто именно ради этого момента она родилась на свет. Она попытается описать это ему через несколько месяцев, когда они будут лежать с переплетенными руками и ногами на узком матрасе на верхнем ярусе кровати в хостеле Афин. Он будет внимательно слушать и кивать, говорить, что понимает, о чем она, – он чувствовал, что рядом с ней все происходит так, как должно. Он чувствовал себя дома.

Робин вел себя как джентльмен в ту первую ночь. Он проводил ее до отеля, перед тем как отправиться к себе. Софи не могла ничего с собой поделать – она схватила его за руку, когда он повернулся, чтобы уйти, в страхе, что больше никогда его не увидит. Она боялась, что проснется и поймет, что это был всего лишь сон.

Робин посмотрел на свою руку, зажатую в ее ладонях, и улыбнулся. Снег наконец перестал падать, но воздух вокруг них оставался ледяным. В обычных обстоятельствах при такой погоде они бы давно дрожали с ног до головы. Софи поняла, что трясется, но это никак не было связано с температурой воздуха.

– Давай завтра вместе позавтракаем, – сказал он, поднося ее руку к своим губам и медленно снимая с нее перчатку.

– Конечно, – пробормотала она, глядя, как появляется ее обнаженная рука и чувствуя, как расширяются глаза и подкашиваются ноги, когда он поднес кончики пальцев к своим губам. С секунду он всего лишь согревал их своим дыханием, проверяя, что она чувствует малейшее трепетание, а затем, так быстро, что она сомневалась, было ли это вообще, поцеловал пальцы.

– Я знаю место, где делают самый лучший яблочный штрудель, – сказал он, отпуская ее руку и делая шаг назад. – Завтра здесь в девять?

– Я приду, – произнесла она, глядя, как он улыбнулся ей в последний раз и ушел. Это был последний раз, когда они провели ночь по отдельности.

Софи опустила глаза на свои пальцы и увидела, что ногти побелели на холодном камне. Они возвращались сюда столько раз, она и Робин. В первый раз, когда они вернулись, он даже встал на колени и поцеловал землю, благодаря это место за то, что здесь они нашли друг друга. Софи вспомнила об этом и засмеялась. Он мог вести себя как ребенок, но его жизнелюбие она так сильно и любила.

Часы по всему городу били прошедший час, но впервые их мелодии не казались ей приятными. Покачав головой в попытке вернуться в реальность, Софи посмотрела наверх, в сторону закрытого горизонта, над которым возвышался Пражский Град. Здешняя архитектура никогда не оставляла ее равнодушной. Она решила купить глинтвейна и пройтись по улочкам Малого Квартала.

Вдохновленная собственным планом и с приподнятым от счастливых воспоминаний настроением, она пошла по мощеной дорожке моста и вскоре растворилась в толпе прохожих.

– Это самая большая колбаса, какую я видела в жизни!

– Ох… Ты правда знаешь, как заставить мужчину почувствовать себя неполноценным.

Хоуп засмеялась и ткнула Чарли локтем в ребра. Про себя она понадеялась, что продавец колбасок не знает английского, но, заметив блеск в его глазах, поняла, что, наверное, ошиблась.

– Ты же понимаешь, я не про это, – пробурчала она, но улыбнулась, когда он обвил рукой ее талию. Он не отпускал ее ни на шаг с того момента, как они приехали, и Хоуп пришлось использовать весь свой дар убеждения, чтобы вытащить его из номера.

– Может, просто останемся здесь на весь день? – предложил он, сидя на краю кровати в одном полотенце, притягивая ее к себе. Хоуп поражалась его запасу сил – ему было сорок восемь, а ей пятьдесят (главное, не говорить об этом слишком громко), но и своему проснувшемуся аппетиту к сексу она тоже поражалась. Ей казалось, что все это уже в прошлом, но как же она заблуждалась!

– Можно, – ответила она, сопротивляясь искушению упасть в его объятия. – Но мы в красивейшем городе, милый. И я очень хочу увидеть рождественскую ярмарку. Меган, девушка, с которой я познакомилась внизу, сказала мне, что она известна на весь мир.

– Что ж, если это знаменитая ярмарка… – улыбнулся Чарли, поднимаясь на ноги. Хоуп наблюдала с удовольствием, как он прошел в ванную и закрыл дверь.

Их путешествие в Прагу было настолько неожиданным, что у Хоуп даже не было времени почитать о городе. Однако пролистывая путеводитель, который она взяла в аэропорту, она нашла место расположения их отеля, и поняла, что они находятся всего в нескольких улицах от знаменитой Староместской площади.

– На площади есть часы, которые были сделаны в 1410 году, – сообщила она Чарли, когда они остановились на выходе из отеля, чтобы застегнуть пальто от холода. – Так что они почти мои ровесники.

– Не будь глупышкой, – он наклонился и страстно поцеловал ее. – Ты в самом расцвете лет, как и я.

Она позволила ему взять ее за руку, и они отправились по заледенелому асфальту, разглядывая здания вокруг. Все, что она могла сейчас делать, – это стараться держать челюсть на месте. Из путеводителя Хоуп узнала, что архитектура Праги охватывает тысячелетие, и здесь представлены все эпохи – от Готики до Ренессанса, Барокко и ар-нуво. Каждый поворот рассказывал свою историю, и ее сразу же захватили высокие величественные здания с изогнутыми узорчатыми балконами. В воздухе разливалась музыка, трудноразличимая, но не вызывающая сомнений, и Хоуп пыталась разобрать отдельные ноты.

Когда они завернули за угол и оказались на Староместской площади, они были атакованы массой ярких цветов – не только оживленного рождественского рынка, развернувшегося в центре, но и дальних зданий, которые были окрашены в красный, розовый и голубой цвета. Иней лежал не таким толстым слоем, чтобы закрыть яркий темно-оранжевый цвет на крышах, и Хоуп почувствовала, как расширяются ее глаза, чтобы впитать всю эту красоту.

– Господи, Чарли, – зачарованно произнесла она, опираясь на него. – Это так красиво.

– Правда? – Он выглядел гордым собой. – И это только начало. Здесь еще масса потрясающих мест. Тебе правда нравится?

В его голосе было искреннее беспокойство, и Хоуп обвила его пояс руками:

– Я в восторге.

– Так, – сказал он, поправляя свою вязаную шапку. – Не знаю, как ты, а я чувствую запах глинтвейна. Хочешь?

Она кивнула:

– Да, спасибо.

Однако когда они зашли на рынок, Хоуп заметила, как ее эйфория улетучивается. Аннетт бы так здесь понравилось, и она вдруг почувствовала укол вины, что видит все это без дочери. Раньше они все делали вместе – ходили по магазинам, ездили на скачки, вместе выходили по вечерам. А теперь Аннетт не могла даже смотреть на мать.