Холли Смейл - Валентайны. Девочка счастья и удачи

И Оливия такая: «Ах, Хоуп, ну когда ты наконец поймешь?!»

– Хоуп.

А София такая: «Вы просто созданы друг для дру- га».

– Хоуп.

И только мне это совершенно не очевидно, потому что…

– Хоуп!

Я подпрыгиваю от неожиданности и, моргая, смотрю на мистера Гилберта.

– А?

– Ты слушаешь или мне перенести этот занятный урок на улицу и учить там б е лок, потому что это им нужно готовиться к предстоящим экзаменам?!

Непросто же вам будет научить их держать ручку!

– Я слушаю, – и я начинаю импровизировать: мы, актрисы с мировым именем, должны находить выход из любой неожиданной ситуации. – В… 1052 году Вильгельм Завоеватель провозгласил себя законным правителем английского престола, и так началось нормандское завоевание Англии!

– В 1052 году? – хмурится мистер Гилберт.

– В 1053-м? 54-м? 55-м?

С каждым разом его древние кустистые серые брови поднимаются все выше и выше.

– 56-м? 57-м? 58-м? 59-м? 60-м?

Брови все продолжают двигаться.

– В 61-м? 62-м? 63-м? 64-м? 65-м? 66-м?

Перестают двигаться.

– В 1066 году!

– Прекрасно. Я рад, что мы наконец добрались до этой даты, Хоуп. Жаль только, что сегодня утром у нас химия, а не история.

Я смотрю на красный учебник, лежащий передо мной на столе.

Если бы только Оливия, или София, или Мэдисон, или Новый Мальчик указали мне на эту мелкую деталь… Но, увы, они этого не сделали. Главным образом потому, что я никогда не ходила в школу. Я занимаюсь одна с учителем в нашей библиотеке, и никого из моих друзей на самом деле не существует… Вот поэтому им и сложно было предупредить меня сейчас.

– Ага, – киваю я.

Интересно, а что отвечает мама, когда не слушает, что ей говорят?

– Дорогой, я просто многозадачна.

– Давайте сначала проверим, можем ли мы справиться с одной задачей, – говорит мистер Гилберт, на секунду закрывая глаза. – И потом решим, можем ли браться сразу за несколько. И, пожалуйста, не называйте меня «дорогой».

Он выглядит усталым, и это странно, потому что еще пару лет назад он учил всех Валентайнов, а теперь осталась только я. Казалось бы, эта работа гораздо легче.

– Может быть, продолжим? – покашливает мистер Гилберт. – Мы пишем молекулярную формулу элементарного звена в квадратных скобках, вставляя n там, где…

Я начинаю блуждать глазами по комнате.

Не могу поверить, что я здесь, в окружении тысяч книг с бежевыми, коричневыми и сопливо-зелеными обложками, хотя могла бы быть там, рассказывая Variety историю всей своей жизни! И зачем будущей кинозвезде вся эта информация?! Ведь меня же не будут спрашивать про элементарные звенья для статьи в Vogue Japan , правда?

Скучным взглядом скольжу по безвкусным обоям, окнам, книгам…

Наконец останавливаюсь на маленькой картине, написанной маслом в темных серо-коричневых тонах; раньше я никогда не обращала на нее внимания, потому что в те времена еще не изобрели нормальных ярких красок.

– Она умерла? – решительно спрашиваю я. – Или спит?

Мистер Гилберт отрывается от своих поли-чего-там и вытирает лицо.

– Кто?

– Эта женщина. Та, которая лежит в лодке.

Всматриваюсь внимательнее. У нее длинные светлые волосы, ее глаза закрыты, она осыпана цветами, люди плачут… Наверное, я уже ответила на собственный вопрос.

– Это Элейн, – говорит мой учитель измученным голосом. – Она была влюблена в рыцаря Ланцелота, но он любил королеву Гвиневру, жену короля Артура.

Он говорит это спокойным тоном, как будто не понимая, что это самое интересное из всего, что он мне рассказывал.

Я наклоняюсь к нему.

– А что случилось потом?

– Ее заперли в башне, и на нее было наложено заклятие – она могла смотреть на мир только через зеркало.

– А потом?

– Ланцелот ехал верхом по дороге, и Элейн повернулась, чтобы рассмотреть его.

Мистер Гилберт неспособен правильно подать даже самую простую историю.

– Зеркало разбилось, и она умерла.

У меня забилось сердце и взгляд затуманился.

– Это самый… прекрасный… и романтический… фильм… который я…

– Это не фильм, Хоуп. Это «Волшебница Шалот» Альфреда лорда Теннисона; мы проходили эту поэму в прошлом месяце. Вы вообще хоть что-то слушали?

М-м-м… нет.

Честно говоря, я слышала много скукотищи про рожь и ячмень и решила, что это поэма на тему овощей, о таком маленьком луке. Вот именно поэтому так важны правильное название и видеоряд.

Я назвала бы ее «Любовница Ланцелота мертва», и это было бы круто.

– Ну хорошо. – Мой учитель вздыхает и качает головой. – Где мы остановились? Атомы водорода, Хоуп. Сколько у них электронов?

Убейте меня.

– Пять?

Мы с мистером Гилбертом на одной волне: он явно тоже не прочь меня убить.

– Один. И так как им нужен еще один, чтобы заполнить первую оболочку, они ищут другие доступные атомы, чтобы вступить с ними во взаимодействие; а это означает, что они слабее и менее стабильны…

– А что если дело не в этом? – Я наклоняюсь вперед и тыкаю пальцем в страницу. – Вдруг они так созданы, мистер Гилберт, чтобы быть с другими атомами? Что если они этого хотят? Может быть, это их атомное предназначение?

– Что-то вроде того, – кивает учитель с неожиданно довольным видом. – Но только применительно к химии. Очень хорошо.

Я сияю от радости, хотя очевидно, что я говорила о самой себе.

– Итак, – продолжает он, – и пероксид водоро…

Слышится тихий стук в дверь.

– О нет! – вскрикиваю я и вскакиваю на ноги. – Это, наверное, кто-то из Variety хочет прервать такие важные уроки! Они поняли, что я – неотъемлемая часть интервью и без меня у них ничего не получается. Какой неожиданный поворот! Что же мне делать?

Появляется голова Эффи.

– Простите за вторжение, мистер Гилберт. – Потом она смотрит на меня с кислой миной. – Ничего не вышло, По. Я изо всех сил старалась уговорить бабушку, но… ты ведь знаешь, какая она. Если тебе станет легче: я не могу ответить ни на один вопрос, чтобы Макс и Мерси не прервали меня.

Я со вздохом сажусь на свое место.

– По крайней мере, ты не острик .

Фейт моргает.

– Острик?

– Да, – печально киваю я. – Моя собственная семья подвергла меня острикизму .

– Ты имеешь в виду: остракизму?

– Ну да, я так и сказала.

Полностью открыв дверь, Фейт со смехом и шуршанием (на ней блестящий золотой наряд) идет ко мне через комнату и целует меня в лоб.

– Ты моя любимица, – шепчет она мне на ухо.

– Все наконец закончилось? – с надеждой спрашиваю я, приглаживая хвостик. – Можно мне выйти? А… ассистент фотографа пока не ушел? Я просто подумала, что… ему может понадобиться… помощь. С его маленькой черной коробочкой или другими фотоштуками.

По здравом размышлении я готова дать ему второй шанс.

Не всех же можно очаровать с первого раза!