Дэни Аткинс - Время любить

– Вы здесь, – проговорил он вроде бы с огромным облегчением. – Я уже начал думать, что вас увезли в другую больницу.

Я пристально смотрела в лицо незнакомца, приложившего все усилия, чтобы меня спасти, и все, что я хотела ему сказать, внезапно застряло у меня в горле. Я знаю, как сказать «спасибо» по меньшей мере на шести языках, но ни один из них никогда не сможет адекватно выразить то, чем я была обязана этому человеку.

– Как вы себя чувствуете? Вы уже были у врача? – Я покачала головой, отметив такую же временную повязку на его ожоге, как та, что наложила мне медсестра при первоначальной сортировке погорельцев. – Могу я что-нибудь для вас сделать? Вам что-нибудь нужно?

Он озабоченно разглядывал меня… моя вина ; его кожа была запачкана… моя вина ; одежда порвана, а рука обожжена… и то и другое моя вина . И однако же волновало его, похоже, только одно – мое, а не его собственное благополучие. Участие этого мужчины спровоцировало ту реакцию, от которой я надеялась удержаться, пока не окажусь где-нибудь далеко отсюда, когда буду одна и успокоюсь. Я разразилась неприлично громкими рыданиями.

Неправильно судить о людях по тому, как они реагируют на страдания других людей. Некоторые мужчины не выносят женских слез; так уж они устроены. К счастью, стоявший передо мной мужчина к их числу не принадлежал. Он легко опустился на ярко-оранжевый стул рядом со мной и обнял меня. Он, конечно, не спросил, рада ли я тому, что меня так интимно обнимает совершенно незнакомый человек, и, честно говоря, я совсем не знаю, как бы я ответила, если б он спросил. Я с благодарностью уткнулась лицом в крепкую стену его тела, вдыхая запахи дыма, стирального порошка, пота и сохранившийся аромат какого-то геля для душа, впитавшиеся в ткань его рубашки, и позволила широкому и крепкому торсу приглушить мои рыдания. Есть женщины, которые плачут деликатно и аккуратно и у которых никогда при этом не течет из носа. Я к ним, увы, не отношусь. Наконец я подняла голову, оставив после себя большой влажный овал на рубашке моего спасителя. Протянув руку, он подцепил коробку шершавых белых бумажных салфеток от Национальной службы здравоохранения, лежавшую на стопке журналов, и передал мне.

Он меня не торопил. Не забрасывал вопросами и не суетился вокруг меня; он просто ждал.

– Лучше? – спросил он в итоге, когда ком влажных салфеток у меня в руке достиг размера теннисного мяча.

– Да. Простите за это… и за вашу рубашку, – добавила я, глядя на мокрое пятно, оставшееся после моей вспышки. – И за ваши джинсы, и…

– Все это неважно, – заверил он.

Я покачала головой и уловила неприятный запах паленых волос. Я взялась за то, что раньше было волосами до талии, а теперь не доставало даже до плеч.

– И это тоже неважно, – добавил он. – Что касается волос – они уж отрастут.

Я отбросила прядь назад, потому что мои волосы ничего не значили.

– Я даже не знаю, как начать благодарить…

– Тогда и не начинайте, – перебил он.

Глаза у него цвета жженого сахара, отметила я. И если бы не полная нелепость вопроса, учитывая все случившееся этим вечером, я бы спросила, не контактные ли это линзы, потому что никогда ни у кого не видела именно такого оттенка. Они были цвета меда, с проблесками янтаря и крошечными крапинками, которые тянулись по его радужкам, как сахарные нити.

– Я даже не знаю вашего имени.

– Меня зовут…

– Бен Стивенс, – провозгласила медсестра, сверившись со списком и оглядывая собравшихся пациентов, как аукционер, ожидающий, чтобы кто-то предложил первую цену.

Мужчина встал, улыбнулся и посмотрел на меня.

– Как сказала она, – спокойно подтвердил он, прежде чем переключиться на ожидавшую медсестру. – Здесь.

Он сделал шаг вперед, и я увидела, как краткая гримаса боли исказила его лицо, прежде чем он стер ее другой быстрой, адресованной мне улыбкой.

– Я Софи. Софи Уинтер, – сказала я, мгновение помедлив, прежде чем неловко протянуть ему руку.

Он взял ее, но вместо того, чтобы тряхнуть привычным рукопожатием, тепло сжал мою ладонь, и это должно было показаться неправильным и чересчур интимным, но странным образом таковым не показалось.

– Я знаю, – мягко произнес он, отпустил мою руку и скованно зашагал к медсестре.

Сначала я не поняла, что он меня ждал. Я посчитала совпадением, что первый, кого я увидела, когда наконец вышла из процедурного кабинета с жесткой белой повязкой на руке, был он.

– Ну, как ваши успехи? – спросил Бен, отходя от стены.

Я скорчила рожицу и пожала плечами.

– Да вроде нормально. Мне нужно будет прийти в ожоговое отделение… – я посмотрела в направление на прием, которое держала в руке, – во вторник.

Он показал такое же направление.

– Аналогично.

Я прикусила губу, в очередной раз обуреваемая чувством вины.

– Мне так жаль, что вы пострадали, спасая меня. Знаете, этой ночью вы были настоящим героем. Вам должны дать медаль, награду или что-то такое.

На его лице промелькнуло странное выражение, и я поняла, что он не из тех людей, кто хочет или нуждается в признании подобного рода.

– Любой на моем месте поступил бы так же, – отмел он мои слова. – Абсолютно любой.

Мне не захотелось его смущать, поэтому я больше ничего не сказала. Мгновение мы с легкой неловкостью смотрели друг на друга, и я чувствовала, что наше краткое и необычное знакомство подходит к естественному концу, и недоумевала, почему это кажется неправильным, словно незавершенное дело.

– Послушайте, я собираюсь вызвать такси, чтобы доехать до своей машины. За вами кто-нибудь приедет или, хотите, я подвезу вас куда-нибудь? Куда вы теперь?

Я тупо посмотрела на него, потом – на настенные часы. Было почти три часа ночи. У меня не было ни одежды, ни денег на такси, и некуда было ехать, но мне до странности не хотелось признаваться во всем этом моему героическому и обаятельному незнакомцу.

– Я… я, вероятно, позвоню своим хорошим друзьям – наверное, они смогут за мной приехать.

Его телефон так стремительно и плавно переместился из заднего кармана в мою ладонь, что этот парень вполне мог быть практикующим фокусником – или вором-карманником. Обычно я хорошо угадывала профессии людей, но этот человек ничем себя не выдал. Он представлялся мне в костюме и при галстуке во главе заседания совета директоров или работающим на открытом воздухе – в ботинках и джинсах, с обветренным лицом. Мне требовалось больше подсказок, чем речь образованного человека и мускулистое тело.

– Можете позвонить ему… или ей.

В его голосе прозвучал вопрос, но я почувствовала, что отвечать на него не нужно.

– Спасибо, – пробормотала я, направляясь к маленькому ряду пустых стульев, чтобы позвонить.