Кристин Уокер - Учебный роман

Потом пришел четверг, и опять математика. В общем, я ее люблю. Мне нравится ее универсальность. Она превосходит и язык, и политику, и религию. Математические законы непреложны. И меня завораживает то, как мыслят математики. Их готовность увидеть новые возможности в этих строгих законах и спросить: «А что, если?..» И вдруг перед ними раскрывается совершенно новая волшебная система, словно лабиринт. И они старательно ищут какую-то новую истину, лежащую в его центре. По-моему, это какая-то магия.

Но в четверг я сосредоточиться не могла. Пока учитель объяснял функции, я рисовала какую-то ерунду на обложке тетради. Точнее сказать, я решила украсить свое убогое изображение мистера Тамбора огромными сиськами, и тут вдруг мне что-то подсунули под руку. Это была свернутая мячиком записка. На одной грани было написано мое имя. Я обернулась посмотреть, от кого она, но никто не подал виду, и я развернула ее просто так.

Фиона,

Извини за тот вечер. Забудь все, что я тебе сказал. Это неправда. Живи, как будто я этого не говорил. И надеюсь, что вы с Марси помиритесь.

Джонни Мерсер

Даже если забыть о том, что мне впервые с седьмого класса прислали записку, это послание просто повергло меня в шок. Что значит «неправда»? Он, значит, тоже думает, что я бесчувственный сноб? Или погодите – он хочет, чтобы я забыла о его признании в том, что я ему нравлюсь… очень? Я надеялась, что именно это Джонни и хотел сказать своей запиской. Так же лучше, да? Я не хотела ему в таком смысле «нравиться». Но и не хотела, чтобы он считал меня бесчувственным снобом. Но, с другой стороны, он написал забыть все, что он сказал, так что, может быть, имеется в виду и то и другое. То есть он решил, что я все же бесчувственный сноб и не нравлюсь ему. Ух. Мерзкая записка.

Я смяла ее и сунула в рюкзак. Когда прозвенел звонок, я пулей вылетела из класса. От одной мысли о том, что с Джонни сейчас придется разговаривать, в душе поднялись сразу все чувства: и злость, и волнение, и облегчение, и страх – вообще все. Наверное, у меня какой-то жуткий ПМС.

Непонятно почему, я возвращалась мыслями к Джонни всю неделю. Что означала его записка? Что он обо мне все же думает? И почему мне не все равно? В какой-то момент я чуть не сдалась и не позвонила ему. Отчасти потому, что еще хотела спросить, как себя чувствует Мар. Я надеялась, что не слишком хорошо – после того-то как пырнула ножом в спину меня, свою лучшую подругу на протяжении многих лет. Но разве можно об этом Джонни спрашивать? Он же не знал, что я с детства обожаю Гейба.

Или все же знал?

А вдруг Марси ему рассказала? Нет, она бы этого не сделала. Или сделала? Она ведь еще хуже со мной поступила. Могла ли она разболтать и об этом?

От мысли о том, что Джонни Мерсер может знать о моих чувствах к Гейбу, у меня в груди разгорелось пламя. Но почему? Какая мне вообще разница, что обо мне думает Джонни Мерсер? Я не понимала. Мне лишь казалось, что, если Джонни узнает, что я была влюблена в Гейба, я никогда не смогу ему больше в глаза смотреть. Вообще никогда.

Но все это было так абсурдно.

Не иначе как ПМС.

К счастью, следующая неделя была короткой – из-за Дня благодарения. А в среду я сказала маме, что у меня ужасно болит живот, поэтому тоже не пошла в школу. В четверг к нам приехали дядя Томми с Аланом и привезли с собой бабушку. Мы объелись и напились (ну, папа уж точно) и стали слушать его старые пластинки на древнем проигрывателе, который он все никак не хотел убирать из гостиной.

Дома было уютно, пахло индейкой, а на улице, казалось, вот-вот пойдет снег. Папа растянулся на диване и пел: «Об-ла-ди, Об-ла-да», и тут дядя Томми объявил, что им пора домой.

Пока они с Аланом одевались и прощались с моими мамой и папой, бабушка взяла меня за руку и увела в гостиную.

– У меня для тебя есть сюрприз, – прошептала она и извлекла из своей стеганой сумочки маленькую красную кожаную коробочку. Открыв крышку, она протянула коробочку мне: – Хочу отдать это тебе.

Там было два золотых кольца – одно с единственным камушком, а у второго бриллианты шли по всей окружности. Я сразу же их узнала.

– Бабушка, – сказала я, – я не могу их взять. Это же твои обручальные кольца.

– А ты – моя единственная внучка.

Я покачала головой:

– Они же твои. Может, тебе еще захочется их надеть.

– Нет, – ответила она и погладила своей бугристой рукой меня по волосам. А потом по щеке. А потом коснулась ложбинки на собственной шее. – Я больше не замужняя женщина.

– Но вы же с дедушкой не развелись.

Глаза у бабушки налились слезами, она моргнула:

– Нас разлучила смерть.

Я не могла этого понять. Я думала, что даже после того, как дедушка умер, бабушка в сердце остается его женой. Они прожили вместе почти пятьдесят лет. Я полагала, что она не носит этих колец, потому что у нее суставы распухли. Не может же она так просто обесценить столько лет совместной жизни. Или она была с ним несчастлива?

– Они тебе что, не нужны? – спросила я.

Бабушка показала на свои глаза:

– Мне кольца не нужны. Я и без них твоего дедушку не забуду. Он всегда со мной. – Потом она закрыла глаза и показала на сердце: – Всегда. – Бабушка снова открыла глаза. – Для меня это лишь сувениры. Пусть будут у тебя, чтобы ты почаще думала о нас.

Значит, они любили друг друга. Все пятьдесят лет. Полвека. Такого огромного промежутка времени я себе даже представить не могла.

– Но ведь я тоже и без колец буду помнить вас, – ответила я.

Слышно было, что дядя Томми и Алан уже собрались.

Бабушка вложила коробочку мне в ладонь:

– Бери. Теперь они твои.

У меня к глазам подступили слезы. То есть плакать мне не хотелось, но казалось, что бабушка как будто прощается со мной. Я сжала коробочку в руке и нежно обняла ее.

– Спасибо, – сказала я ей на ухо. От нее пахло розами.

Перед тем как лечь спать, я спрятала бабушкину коробочку с кольцами в самый дальний угол своей прикроватной тумбочки. Я все еще чувствовала запах ее духов. Достав из-под кровати свой дневник, я начала писать при свете ночника. Потом я бросила его обратно под кровать и выключила свет. На улице из мягких, как фланель, облаков повалил снег. Я лежала в кровати в темноте и смотрела на него. Свет из окна снизу подсвечивал танцующие снежинки. Я открыла ящик, чтобы снова посмотреть на бабушкины кольца. Даже в таком скудном свете бриллианты потрясающе сверкали. Я достала их из коробочки и поднесла к окну, за которым шел снег. Я покрутила кольца, ловя лучи света, потом надела их на палец и уснула, даже не сняв очки.

Четверг, 28 ноября

Вот что я узнала о супружеской жизни за эту неделю.

1. Надо выходить за того, кому твои личные качества нравятся, а не за того, кто считает их погаными особенностями твоего характера.