Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

Он совершенно позабыл о своем глупом намерении и теперь был поражен в самое сердце.

– Ну? – требовательно осведомилась Феба, глядя на него. – Можете ли вы отрицать это, герцог?

Сильвестр наконец отпустил ее руки и ускорил собственное сокрушительное поражение, допустив еще один промах.

– Нет. Я действительно был раздосадован и действительно придумал, в припадке самомнения, высокомерия, – можете называть это как угодно! – некий достойный порицания план. Но я умоляю вас поверить, что тут же забыл о нем и что он не был приведен в исполнение!

– Я вам не верю! – провозгласила Феба.

Карета свернула на Грин-стрит. Мисс Марлоу, дав наконец волю своему негодованию, которое копилось у нее в душе на протяжении многих болезненных часов, почувствовала себя совершенно измученной. Этот несносный человек, сидевший рядом с ней, не удовлетворился тем, что унизил ее на людях и с полнейшим равнодушием и неблагодарностью отнесся ко всем тем ужасным испытаниям, через которые ей пришлось пройти ради него, накричал на нее и оскорбил. А сейчас, когда любой, кроме разве что самого бессердечного и самодовольного чудовища, понял бы, какой усталой и несчастной она себя чувствует, он хранил молчание. Быть может, его нужно немного подтолкнуть? Что ж, она попробует.

– Познакомившись с вашими прочими пассиями, герцог, – бриллиантами чистой воды все до одной! – я должна была оказаться совсем уж глупой, чтобы поверить, будто вы предпочли меня им! Вы сделали мне предложение, потому что не желаете признаваться даже самому себе, что можете потерпеть неудачу, и готовы на все, лишь бы добиться своей цели!

Итак, пришло время Сильвестру продемонстрировать характер – сейчас или никогда! И он произнес ровным голосом:

– Не нужно больше ничего говорить, мисс Марлоу. Я понимаю, что с моей стороны бесполезно пытаться ответить вам.

– Если хотите узнать, что я о вас думаю, – срывающимся голосом заявила Феба, – так это то, что вы намного хуже конта Уголино!

Он промолчал. Что ж, теперь она знала, что с самого начала была права. Он нисколько не любил ее, чему она была очень рада. И сейчас ей больше всего хотелось забиться куда-нибудь, в какой-нибудь чулан или угольный погреб, чтобы сполна насладиться своим «счастьем».

Карета остановилась, Сильвестр сошел на землю и собственноручно опустил ступеньки. Какое снисхождение! Собрав последние силы, Феба спустилась по лесенке и с большим достоинством проговорила:

– Я должна поблагодарить вас, герцог, за то, что вы оказались настолько добры и привезли меня обратно в Англию. На тот случай, если мы больше не встретимся, я хотела бы перед тем, как попрощаться, заверить вас, что вполне сознаю, чем обязана вам; желаю вам счастья.

Эта прекрасная и прочувствованная речь с таким же успехом могла бы остаться невысказанной, поскольку не произвела на него ни малейшего впечатления. Он, молвив «Я иду с вами», постучал молоточком в дверь.

– Умоляю вас не делать этого! – с жаром вскричала Феба.

Герцог взял ее руку в свою.

– Мисс Марлоу, позвольте мне сделать вам этот подарок! Я знаю леди Ингам и ее характер. Обещаю вам, что она не будет гневаться на вас, если только я повидаюсь с ней первым.

– Вы очень добры, герцог, но уверяю вас, что не нуждаюсь в посредничестве! – гордо заявила девушка.

Дверь отворилась. На них, разинув от удивления рот, взирал Горвич. Он пролепетал, не веря своим глазам:

– Мисс Феба! – но, наткнувшись на ледяной взгляд Сильвестра, поклонился и добавил: – Ваша с-светлость!

– Распорядитесь, чтобы багаж мисс Марлоу занесли в дом! – холодно обронил Сильвестр и вновь повернулся к Фебе. Ему было совершенно очевидно, что продолжать дальнейшие препирательства бессмысленно; прекрасно зная, что Горвич прислушивается к каждому его слову, герцог протянул ей руку и сказал: – Позвольте вас покинуть, мисс Марлоу. Я всегда буду вам благодарен за то, что вы для меня сделали. Передайте, пожалуйста, мои наилучшие пожелания леди Ингам и сообщите своей бабушке, что я намерен нанести ей визит в самом скором будущем, когда и расскажу ей о том – потому что знаю, вы этого не сделаете! – в каком неоплатном долгу перед вами я оказался. Прощайте! Да хранит вас Господь! – Он наклонился и поцеловал ей руку, пока Горвич, сгорая от любопытства, пожирал герцога взглядом.

Для Фебы, давно уже неспособной разобраться в намерениях его светлости, речь Сильвестра стала последней соломинкой. Она еще сумела выдавить:

– Разумеется! То есть я хотела сказать – вы преувеличиваете, герцог! Прощайте! – после чего поспешно вбежала в дом.

– После того как багаж выгрузят, возвращайтесь обратно к Солфорд-хаус! – приказал герцог старшему форейтору. – Там вам заплатят. А я хочу прогуляться.

Когда же Рит наконец распахнул двери своему хозяину, слугу поджидало нешуточное потрясение. Он уже заподозрил, что стряслось что-то неладное, а теперь воочию убедился в этом. Риту довелось однажды видеть подобное выражение на лице герцога. Сказать что-либо на эту тему он не посмел, зато у него имелись для хозяина другие новости, которые тот наверняка был бы рад услышать. Помогая Сильвестру снять пальто для верховой езды, он произнес:

– У меня не было возможности раньше сообщить вашей светлости об этом, но…

– Рит, какого дьявола вы здесь делаете? – пожелал узнать Сильвестр с таким видом, словно только что заметил его. – Господи боже, уж не хотите ли вы сказать, что моя мать здесь?

– В ее собственной гостиной, ваша светлость, и ожидает вашего появления, – просиял Рит. – Она очень хорошо перенесла дорогу, в чем я бесконечно счастлив заверить вашу светлость.

– Я немедленно поднимусь к ней! – заявил Сильвестр, быстрым шагом направившись к широкой лестнице.

Мать была одна и сидела у камина. При появлении Сильвестра она, подняв голову, лукаво улыбнулась.

– Мама!

– Сильвестр! Нет, не ругай меня! Ты должен сказать, что безмерно рад видеть меня здесь, будь так любезен!

– Мне не нужно говорить тебе этого, – сказал он, склоняясь над ней. – Но отправиться в путь без меня! Я не должен был писать тебе о том, что здесь произошло! Я сделал это только из опасения, что ты узнаешь обо всем из другого источника. Моя дорогая, ты сильно беспокоилась?

– Ничуть! Я знала – ты привезешь его в целости и сохранности. Но это было бы немного слишком – ожидать, что я останусь в Чансе, когда в Лондоне происходят столь волнительные события. А теперь присаживайся и рассказывай! Откровения Эдмунда породили у меня самые нелепые предположения, а этот очаровательный юноша, которого ты привез с собой, очевидно, полагает, что будет лучше, если я услышу всю историю из твоих уст. Дорогой мой, кто он такой?