Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

– Нет, разумеется, нет, мадам. Я вовсе не собираюсь…

– Что, в некотором смысле, достойно восхищения, – продолжала герцогиня, улыбнувшись столь неловкому восклицанию, но в остальном не обратив на него внимания. – А самое странное заключается в том, что некоторыми своими лучшими качествами он обязан именно гордости! Сильвестру никогда и в голову не придет, будто кто-то осмелится оспаривать его наследственный титул, но, уверяю вас, он не подумает манкировать и самой незначительной из обязанностей, сколь бы утомительной и досадной она ни была, из тех, кои налагает на герцога его положение. – Она, сделав паузу, продолжила: – Вся беда в том, что о людях он беспокоится вовсе не по велению сердца. Это было вложено в него воспитанием, он воспринимает это как неизбежный долг, но ту любовь к человечеству, которая вдохновляет филантропов, он не имеет. Поэтому, боюсь, к большинству людей, кроме тех очень немногих, кого он любит искренне, сын всегда будет питать лишь безразличие. Однако для этих немногих он сделает все, что в его силах, и даже больше, начиная от подвига до столь утомительных вещей, как развлечение своей бедной матери, чему он уделяет недопустимо много времени!

Глядя на герцогиню горящими глазами, Феба заявила:

– Я уверена, что он не считает эту обязанность утомительной, мадам!

– Боже милостивый, из всех скучных вещей, которые ему приходится совершать, эта наверняка самая худшая! Я решила, что не позволю ему чрезмерно беспокоиться обо мне, но – вы могли и сами это заметить! – Сильвестр всегда поступает по-своему, а в особенности тогда, когда убежден, что действует ради блага кого-то.

– С момента нашего знакомства я считала его… чуточку властным и своевольным, мадам, – призналась Феба, в глазах которой вспыхнули огоньки воспоминаний.

– Так я и думала. Гарри называл его Кулаком, имея в виду властные и высокомерные манеры Сильвестра! Самое же плохое заключается в том, что его очень трудно переубедить и превзойти! Он ведь не принуждает вас делать что-либо силой: он просто не оставляет вам иного выбора. Какой-то недалекий доктор однажды убедил сына, что я излечусь, если стану принимать горячие ванны, и он повез меня в Бат совершенно против моей воли, даже не обмолвившись о том, куда мы едем! Какие тяготы ему пришлось вынести! Я простила его только потому, что он взвалил на себя такие хлопоты из-за чудовищно несправедливого удара судьбы. Думаю, его супруге придется многое вынести, но он никогда не останется безучастным там, где речь пойдет о ее здоровье и благополучии.

Феба зарделась как маков цвет и пролепетала:

– Мадам… вы ошибаетесь! Я… он…

– Неужели он повел себя так, что не заслуживает прощения? – насмешливо осведомилась герцогиня. – Собственно, сам он сказал мне именно так, но, я надеюсь, он преувеличивает.

– Сильвестр вовсе не желает жениться на мне, мадам. Во всяком случае, не желает сердцем! – заявила Феба. – Он всего лишь хочет заставить меня пожалеть о том, что я сбежала от него и полюбила его, когда стало уже слишком поздно. Его светлость терпеть не может проигрывать и предложение мне сделал против своей воли – он сам мне так сказал! – а потом, думаю, решил, что гордость не позволяет ему отступить.

– Право же, мне очень стыдно за него! – воскликнула герцогиня. – Он говорил мне, будто все испортил , и теперь я вижу – до конца так и не сказал правды! Меня ничуть не удивляет, что вы дали ему от ворот поворот, но я счастлива узнать, что прославленное умелое обхождение Сильвестра подвело его, когда он делал вам предложение! Насколько могу судить по собственному опыту, мужчина редко изъясняется легко и свободно, если говорит от души, будь он самым законченным дамским угодником!

– Однако он вовсе не желает жениться на мне, мадам! – стояла на своем Феба, сморкаясь в насквозь промокший носовой платок. – Он уверял меня, что это не так, но когда я сказала, что не верю ему, – он заявил, будто спорить со мной бесполезно!

– Святые угодники, что за простофиля!

– А потом я сказала, что он х-хуже Уголино, а он вообще н-ничего не ответил! – с трагическим надрывом призналась Феба.

– С меня довольно! – провозгласила герцогиня, голос которой, несмотря на все ее старания, все-таки дрогнул. – Я умываю руки! После всех этих поощрительных намеков он не нашел ничего лучшего, чем явиться домой в полном отчаянии, говоря, что вы не желаете его слушать. Он даже спросил у меня, что ему теперь делать! Я уверена, такое случилось с ним впервые в жизни!

– В п-полном отчаянии? – эхом откликнулась Феба, в душе которой вспыхнул робкий лучик надежды. – О, этого не может быть !

– Уверяю вас! Причем это повергло его в уныние. После ужина он пригласил ко мне мистера Орде выпить чаю, и даже история о сэре Ньюдженте и пуговице вызвала у него лишь слабую улыбку!

– Быть может, он… чувствует себя униженным и ему стыдно… о, я уверена, так оно и есть! Но ведь я ему даже не нравлюсь , мадам! Слышали бы вы, что он говорил мне! А потом – буквально в следующий миг – он сделал мне предложение!

– Он явно потерял рассудок. Полагаю, вы не имели намерения ввергнуть его в столь печальное состояние, но мне кажется, хотя бы из вежливости вы должны позволить ему объясниться. Скорее всего, это даст ему возможность успокоиться, а ведь сходить с ума для Солфорда – непозволительная роскошь! Только подумайте, что скажут остальные члены семьи, дорогая моя!

– Ох, мадам ! – уже смеясь, запротестовала Феба.

– Что же касается того, будто вы ему не нравитесь, – продолжала герцогиня, – не знаю, как такое может быть, но не припоминаю, чтобы он когда-либо называл какую-нибудь девушку замечательной !

Феба уставилась на ее светлость, не веря своим ушам. Она попыталась заговорить, но не смогла вымолвить ни слова.

– К этому времени, – сказала герцогиня, протягивая руку к плетеному шнуру от звонка, – он наверняка сгрыз себе все ногти или убил бедного мистера Орде. Думаю, вам лучше увидеться с ним, моя дорогая, и сказать ему что-нибудь ласковое!

Феба, завязывая тесемки своей шляпки, прискорбно сбившейся набок, в большом волнении поспешно вскричала:

– О нет! Прошу вас…

Герцогиня улыбнулась ей.

– Что ж, он с тревогой ждет моего сигнала, любовь моя. Если я потяну за вот этот шнурок один раз, он тут же явится на зов. Если позвоню дважды, придет Рит, а Сильвестр поймет, что вы не желаете даже говорить с ним. Итак, каково ваше решение?

– О! – вскричала Феба в полном отчаянии, чувствуя, как горят ее щеки. – Я не могу… но я не хочу, чтобы он… О господи, что же мне делать?

– Именно то, чего вам хочется, дорогая моя, – но вы должны сказать ему об этом сами, – ответила герцогиня и один раз потянула за шнурок.