Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

Феба не ответила. Искоса взглянув на нее, Сильвестр обратил внимание на сосредоточенное и серьезное выражение лица девушки. Герцог спросил себя, что же могло обеспокоить ее в его добродушной речи, но не стал задавать этот вопрос вслух, поскольку они как раз подъехали к гостинице «Хафуэй-Хаус» и ему пришлось переключиться на конюха, выбежавшего со двора, чтобы принять лошадей.

Вскоре карета, которой предстояло отвезти путешественниц в Лондон, стояла наготове. Алиса, всю дорогу в немом блаженстве просидевшая в коляске, с благоговейным восторгом взирала на роскошный экипаж, готовый тронуться в путь: на герцогский герб на дверцах, великолепных лошадей, фыркавших и нетерпеливо перебиравших копытами, элегантных форейторов, мягкие подушки сидений и овчины, покрывавшие пол. К вящему негодованию Фебы, она наконец не выдержала и расплакалась. Однако на встревоженный вопрос, что стало тому причиной, девушка, перемежая речь сдавленными всхлипами, промолвила, что думает о соседях, лишенных возможности лицезреть, как она отправляется в путь, словно королева.

На что Феба с облегчением ответила:

– Не расстраивайся! Ты расскажешь им обо всем, когда вернешься домой! Забирайся внутрь и перестань плакать, ради бога!

– Хорошо, мисс! Просто я очень счастлива! – сказала Алиса, готовясь забраться в экипаж.

Феба повернулась и взглянула на Сильвестра, который стоял возле откидных ступенек с намерением помочь ей подняться. Покраснев как маков цвет, она протянула ему руку и, когда он принял ее, запинаясь, проговорила:

– Я все пыталась придумать, как выразить вам… свою крайнюю признательность, но так и не смогла найти нужных слов. Но я от всей души благодарю вас!

– Поверьте мне, Воробышек, вы придаете несообразно большое значение пустячной услуге. Передавайте мои наилучшие пожелания леди Ингам и скажите, что я окажу себе честь и непременно загляну к ней, когда буду в городе. В свою очередь, обещаю передать от вас привет Томасу и его отцу!

– Да, пожалуйста! Я имею в виду, вы расскажете Тому, как все произошло, не так ли? И быть может, заодно передадите сквайру мои извинения , а не привет?

– Непременно, если таково ваше желание.

– Я полагаю, что так будет лучше. Мне остается лишь надеяться, что он не слишком рассердится.

– Не забивайте себе голову подобными вещами!

– Да, потому что если он разозлится, я знаю – вы окатите его ледяным презрением, а мысль об этом для меня невыносима! – сказала девушка.

– Так я и думал, что ваша неестественная вежливость долго не продержится, – заметил герцог. – Позвольте сообщить вам, что я намерен вести себя исключительно в рамках приличий!

– Именно этого я и боюсь! – заявила она.

– Боже милостивый, что вы за невозможное создание! Садитесь в карету, пока я не подхватил простуду! – воскликнул он, разрываясь между веселым изумлением и негодованием.

Она рассмеялась, но, когда он подсадил ее, с извиняющимся видом сказала:

– О чем я думала? Честное слово, я не собиралась говорить вам никаких обидных слов!

– Вы неисправимы. Я же, напротив, настолько великодушен, что желаю вам легкого и счастливого пути!

– Вы и впрямь великодушны! Благодарю вас!

Ступеньки были подняты; перед тем как дверца захлопнулась, до него еще донесся голос Алисы.

– Горячие кирпичи и меховая полость, мисс! – восторгалась девушка. – Это просто потрясающе , говорю вам!

Феба подалась вперед, чтобы помахать ему на прощание, конюхи отпустили коренников, которых держали под уздцы, и карета покатилась вперед, покачиваясь на превосходных рессорах. Сильвестр стоял и смотрел вслед экипажу, пока он не скрылся за поворотом дороги, после чего герцог обернулся к Кигли, ожидавшему рядом, держа за уздечку нанятую верховую лошадь.

– Довези их сегодня же до Лондона, Джон, если получится, но не рискуй без необходимости, – сказал его светлость. – Деньги, пистолеты – полагаю, у тебя есть все, что нужно.

– Да, ваша светлость, но я бы хотел, чтобы вы позволили мне вернуться!

– Нет, жди меня в Солфорд-хаус. Я не могу взять вас обоих, тебя и Свейла. Или, во всяком случае, я не хочу этого делать! В конце концов, коляски не рассчитаны на троих пассажиров.

Поднимаясь в седло, Кигли мрачно улыбнулся.

– Я так и думал, что вокруг вашей светлости слишком много поклонников, – удовлетворенно заметил он.

– Надеюсь, это станет мне хорошим уроком! Ну, ни пуха ни пера! – напутствовал грума Сильвестр.

Недолгий обратный путь до «Синего вепря» герцог проделал, ведя лошадей неспешной рысью и предаваясь не таким уж приятным размышлениям о событиях минувшей недели. Ему ни в коем случае не следовало останавливаться в «Синем вепре». Он спросил себя, что же на него нашло, и склонялся к ответу, что всему виной – его упрямство и несговорчивость. Джон попытался переубедить его – черт бы побрал Джона за то, что он, по своему обыкновению, оказался прав! – и Сильвестр сделал это, стараясь в первую очередь досадить ему, а уж только потом и по какой-либо иной причине. Что ж, за свое нечестие он получил сполна! А стоило ему обнаружить молодого Орде в беде, как все, он попался в ловушку: только сущий негодяй мог бросить мальчишку на произвол судьбы. Кроме того, ему понравился Томас, и герцог никак не мог предвидеть, что его милосердие выйдет ему боком и он окажется впутанным в ситуацию, которой всеми силами стремился избежать. Сильвестру оставалось лишь возблагодарить провидение за то, что он не часто ездил по дороге в Бат: в «Хафуэй-Хаус» он дал изрядно пищи для кривотолков, а это никак не входило в его планы. И всему виной вздорная девчонка! Она крайне нуждалась в том, чтобы ей преподали урок хороших манер вкупе с пристойным поведением; Феба отличалась недопустимой дерзостью и полным отсутствием красоты, поэтому он совершенно искренне невзлюбил ее. И какой черт дернул его прийти ей на помощь, когда вся его благонравная натура жаждала увидеть, как она получит то, чего заслуживала? Нет, положительно, в том не было ни малейшей необходимости – если не считать того, что его светлость дал слово. Но, увидев ее на лестнице, донельзя огорченную и пытающуюся жалко улыбнуться ему сквозь слезы, он даже не вспомнил о своем глупом обещании, а действовал, повинуясь какому-то безумному порыву, поэтому за то, что из того вышло, ему теперь оставалось благодарить лишь себя самого.

Сильвестр по-прежнему привязан к убогой гостинице и юноше, здоровье и благополучие которого не должны были волновать его никоим образом; он лишился своего грума; заслужил суровую критику со стороны какого-то деревенского сквайра – наверняка весьма достойного субъекта, одного из тех, коих он развлекал в Дни открытых дверей. Его светлость стал объектом (если он только хоть немного был знаком с обычаями высшего света) клеветнических и постыдных измышлений. Рано или поздно, но вся эта история выплывет наружу. В лучшем случае его поступок припишут временному помешательству, а в худшем, несмотря на его пресловутую разборчивость и привередливость, скажут, что он самым смехотворным образом влюбился в невзрачную девицу, напрочь лишенную красоты и стиля, которая к тому же с презрением отвергла его предложение руки и сердца.