Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

– Честно говоря, я и не думала, что ты согласишься, – откровенно призналась Феба. – А еще я должна сказать тебе, что очень этому рада! Пусть даже сэр Ньюджент проявляет исключительное добродушие.

– О, он действительно добродушен! – сказал Том. – Вот только не обманывайся на его счет, считая, будто он человек с характером, потому что это не так! Он довольно-таки беспутная личность, если хочешь знать правду! Всю дорогу на борту шхуны рот у него буквально не закрывался, и мне стало ясно как божий день, что и якшается он с такими же полоумными, как и сам: бездельниками и тунеядцами! Таких, как он, мой отец называет «без царя в голове». Да будь у него хоть какие-то принципы, он ни за что не стал бы похищать Эдмунда!

Феба, улыбнувшись, молвила:

– Плохой Человек!

– Да-да, устами младенца глаголет истина и в словах Эдмунда много правды! – с улыбкой подхватил юноша.

На следующее утро Феба спустилась с Эдмундом к завтраку, во время которого они узнали, что Ианта все еще остается в постели. Но надежды девушки на задержку разбились прахом, когда сэр Ньюджент с весьма озабоченным видом сообщил ей: несмотря на то, что ее милость чувствует себя ужасно, она твердо намерена покинуть Кале нынче же утром. Ианта всю ночь не смыкала глаз. Мимо ее дверей без конца сновали люди; в комнате сверху швырялись сапогами; гулко хлопали двери; а грохот экипажей по мостовой вызвал у нее нервный тик. Поэтому она намерена отправиться в Аббевилль сегодня же, пусть даже это убьет ее.

Эдмунд, сидевший за столом подле Фебы с салфеткой, повязанной вокруг шеи, при этих словах поднял голову.

– Вы хотите убить маму, – констатировал он.

– Я? – поперхнулся сэр Ньюджент. – Нет, черт побери… Ты не должен так говорить!

– Так сказала мама, – ответил Эдмунд. – Она сама так говорила, когда мы плыли на том корабле.

– Она так говорила? Да, но… Я хочу сказать, что все это вздор! Я предан ей! Можешь спросить кого хочешь!

– А еще вы говорили неправду, и…

– А ты ешь свое яйцо и не болтай за столом! – вмешался Том и вполголоса добавил, обращаясь к их смятенному хозяину: – На вашем месте я бы с ним не спорил.

– Да, все это очень хорошо, – возразил сэр Ньюджент. – Это не о вас он рассказывает всем и каждому, что вы грабитель с большой дороги! Когда этому придет конец, хотел бы я знать?

– Дядя Вестер узнает, как вы поступили со мной, и сильно накажет вас! – мрачно пообещал ему Эдмунд.

– Видите? – всполошился сэр Ньюджент. – Теперь он начнет уверять, будто я дурно обращаюсь с ним!

– Дядя Вестер, – продолжал его мучитель, – самый ужасный человек на свете!

– Знаешь, так нельзя отзываться о своем дяде, – горячо заявил сэр Ньюджент. – Не скажу, что он нравится мне самому, но я же не рассказываю всем подряд, какой он ужасный! Высокомерный – да, но…

– Дядя Вестер не желает нравиться вам! – раскрасневшись, заявил Эдмунд.

– Может быть, и нет, но если ты имеешь в виду, что он вызовет меня на дуэль… Вообще-то я не думаю, что он это сделает. Имей в виду, если он соберется…

– Господи, Фотерби, да не провоцируйте же его! – не выдержал Том.

– Дядя Вестер сотрет ваши кости в порошок! – заявил Эдмунд.

– Сотрет мои кости в порошок? – пораженный до глубины души, повторил сэр Ньюджент. – Да у тебя тараканы в голове, мальчик! За каким дьяволом ему это может понадобиться?

– Чтобы испечь себе хлеб, – с важным видом пояснил Эдмунд.

– Но хлеб не пекут из костей!

– Дядя Вестер печет, – заявил Эдмунд.

– Довольно! – решительно сказал Том, изо всех сил стараясь не расхохотаться. – Теперь уже ты несешь всякую ерунду! Ты прекрасно знаешь, что твой дядя не делает ничего подобного, поэтому перестань водить нас за нос!

Эдмунд, очевидно распознав в Томе силу, с которой следует считаться, притих и вновь принялся за яйцо. Но, покончив с ним, метнул на юношу оценивающий взгляд из-под длинных ресниц и сказал:

– Не исключено, дядя Вестер хорошенько врежет ему.

Том хохотнул, однако Феба подхватила Эдмунда на руки и унесла его с собой. Малец, довольный своей остроумной репликой, лукаво подмигнул юноше на прощание, но перед тем как дверь закрылась за ними, они еще успели расслышать его голос:

– Мы, Рейны, не любим, когда нас носят на руках!

Вся компания выехала в Аббевилль часом позже, весьма впечатляющим походным порядком. Сэр Ньюджент высокомерно отверг предложение отправить тяжелый багаж в Париж на roulier [70] , и потому в путь двинулись сразу четыре экипажа. Обитая бархатом колесница, в которой восседали сам сэр Ньюджент и его молодая супруга, возглавляла кавалькаду; Феба, Том и Эдмунд следовали за ними во взятой напрокат карете; замыкали же процессию два кабриолета, один из которых занимал Петт, а второй был битком набит багажом. На тротуаре столпились зеваки, чтобы понаблюдать за отъездом, чем доставили сэру Ньюдженту немалое удовлетворение, которое основательно отравил Эдмунд, упрямо отказывавшийся сесть в карету. Все закончилось тем, что Том подхватил его на руки и, вопящего и брыкающегося, бесцеремонно зашвырнул на сиденье. Поскольку мальчишка во весь голос орал, что его отчим – Плохой Человек, сэр Ньюджент изрядно смешался. Том пришел ему на выручку, заявив: заинтересованные зрители, скорее всего, не поняли ни слова из произнесенного мальчиком.

Оказавшись внутри, Эдмунд моментально перестал кричать. Первые несколько миль он перенес вполне нормально благодаря завлекательной игре в «Дорожный пикет» [71]. Но, поскольку количество гусиных стай, викариев на серых осликах или старух, сидящих под заборами, на почтовом тракте из Кале в Булонь было ограничено, то эта забава вскоре ему прискучила и малышом вновь овладело нетерпение. К тому времени как они достигли Булони, Феба уже пересказала ему все известные ей сказки, а Эдмунд, все чаще погружавшийся в молчание, вдруг напряженным голосом заявил, что его тошнит. В Булони, где путники сделали получасовую остановку с целью освежиться, малышу дали немного передохнуть, однако выражение отчаяния, появившееся на его личике, когда его вновь усаживали в карету, заставило Тома проворчать:

– Это дьявольски жестоко – тащить за собой бедолагу в такую даль!

В Аббевилле, до которого они добрались часом позже, у лучшей в городе гостиницы их поджидал Синдерби. Известия, сообщенные им, вызвали у сэра Ньюджента сильнейшее раздражение, к которому примешивалось недоверие. Синдерби доложил о постигшей его неудаче. Он не сумел убедить владельца лучшей гостиницы ни выселить остальных постояльцев из занимаемых ими комнат, ни продать свое заведение сэру Ньюдженту целиком.

– Я предупреждал вас, сэр, о том, что такое может произойти, – добавил Синдерби голосом, лишенным всяческого выражения.