Энни Уэст - Однажды я разлюблю

– Ты отказываешься от ранее данного обещания? Ты не придешь на помощь, если со мной что-то случится? – Страх охватил ее. Она не была уверена, что сможет доносить ребенка до срока, но ей было необходимо в это верить. И еще ей нужно было знать, что о малыше позаботятся, когда ее не станет.

– Эй, – его голос звучал успокаивающе, а прикосновение к руке было нежным, – не накручивай себя. Я просто хочу знать правду. Надеюсь, я имею на это право.

– Ты знаешь правду. Ребенок твой.

Она отвернулась к окну, не замечая сияющих огней Парижа. Еще несколько недель назад она мечтала побывать здесь. Сейчас же она смертельно боялась не столько за себя, сколько за ребенка.

– Я не смогу помочь, пока ты не расскажешь, что тебя беспокоит.

– Помочь? – переспросила Имоджин.

– Я ведь сказал, что помогу, а я человек слова. – Он произнес это с такой уверенностью, что она немедленно ему поверила.

Имоджин не хотела говорить ему правду так скоро. Она боялась, что ответственность за их ребенка может отпугнуть его. Но он, конечно, должен знать. Чем скорее он узнает, что его ждет, тем лучше.

– Что бы это ни было, уверен, все будет хорошо.

Из горла Имоджин вырвался грубый, гортанный смех. Звук напугал ее. Она поняла, что близка к истерике.

Брови Тьерри полезли вверх, а взгляд стал вопрошающим.

– Ничего не будет хорошо, в этом вся проблема, – сурово сказала она. Она прочистила горло. – Мне не суждено быть матерью, и я не увижу своего ребенка. – Боль пронзила ее холодным клинком. – Я умираю.

Следующий час они провели в тишине, за что Имоджин была благодарна Тьерри. Она вновь испытала такую боль и печаль, рассказав свою историю Тьерри, что ей была необходима передышка. Хотя его присутствие странным образом успокаивало ее.

Имоджин поразила реакция Тьерри на новость о ее болезни. Мертвенная бледность проступила сквозь его бронзовый загар. Он был в шоке от услышанного, а в глазах плескалось сочувствие. Тьерри с нежной заботливостью усадил ее обратно в кресло и дал горячий напиток.

Его прикосновения были спокойными, не то что страстные объятия час назад. Новость о смерти отдаляет людей, устанавливая между ними невидимый и непреодолимый барьер. В случае с ее матерью было то же самое – друзья и знакомые перестали с ней общаться, будто опухоль мозга могла быть заразной.

Огонь погас в глазах Тьерри, когда она рассказала ему о своем состоянии и о том, что ее мать скончалась от такой же болезни несколько месяцев назад. Чем дольше он ее слушал, тем серьезнее становился.

– Тебя необходимо показать специалисту, – ровным голосом сказал он.

– В Сиднее я записана на прием через две недели, – ответила Имоджин, откинувшись в кресле.

– Но это же еще не скоро.

Имоджин пожала плечами:

– А я никуда не тороплюсь, Тьерри. Я все это уже проходила с мамой. Я знаю, чего ждать. Кроме… – На лице Имоджин отразился ужас при мысли о потенциальной опасности для ребенка.

– Не думай об этом. – Тьерри опустился перед ней на корточки, взяв ее за руки. От него веяло такой уверенностью и спокойствием, что холод, сковавший Имоджин, отступил и напряжение ослабло.

Затем Тьерри произнес удивительные слова:

– Теперь ты не одна, Имоджин.

Он не стал давать никаких нелепых обещаний о том, что найдет чудодейственное средство, которое спасет ее. Это были бы пустые слова и нежелание принять неизбежное.

Она хотела было поблагодарить его, но не могла вымолвить ни слова. В горле застрял ком.

Имоджин знает этого мужчину всего несколько недель, тем не менее впервые после смерти матери и сестры она почувствовала что-то родное.

– Тебе нужно отдохнуть. Ты выглядишь утомленной.

Это правда. Она плохо спала последнее время. В подтверждение Имоджин широко зевнула.

– Ты прав. Мне лучше вернуться в отель и лечь спать.

Вместо ответа, Тьерри легко подхватил ее на руки и понес к выходу из гостиной. Имоджин почувствовала себя в полной безопасности.

Хотя внутренний голос нашептывал ей, что такого понятия, как безопасность, для нее не существует, Имоджин не обращала на него внимания. Она положила голову на плечо Тьерри, ей была приятна его забота. К хорошему быстро привыкаешь.

Только вряд ли у нее будет шанс привыкнуть к его вниманию и заботе.

Он, вероятно, услышал ее сдавленный смешок.

– Что с тобой?

– Ничего. Просто устала немного.

– Поэтому ты отправляешься в постель. – Тьерри вышел из гостиной и, к удивлению Имоджин, направился по коридору в глубь квартиры.

– Тьерри? Мне нужно в отель.

Он остановился.

– Зачем? У тебя там лекарство?

Она покачала головой.

– Хорошо. В таком случае ты можешь переночевать здесь. Я одолжу тебе во что переодеться и принесу ужин, как только ты устроишься в постели.

Имоджин знала, что ей следует уйти. Знала, что не может себе позволить привыкнуть к подобному баловству. Это только осложнит ее жизнь в будущем. Знала, но ничего не могла с собой поделать. Кто же откажется от удовольствия понежиться в объятиях Тьерри, пусть даже совсем недолго.

Великолепная спальня с высокими потолками, филенчатыми дверями и дубовым паркетом скорее относилась к прошлому веку, хотя к ней примыкала вполне современная ванная комната. Имоджин сразу поняла, что это гостевая спальня. Здесь не было вещей Тьерри. И вряд ли он бы выбрал для себя простыни нежно-голубого и кремового цвета.

Он опустил ее на мягкую и удобную кровать.

Что плохого, если она проведет здесь ночь? Независимость боролась с усталостью.

– Вот, можешь это надеть, – сказал Тьерри, протягивая ей черную футболку. Она даже не заметила, как он вышел и вернулся. Имоджин была безмерно тронута его заботой.

Имоджин улыбнулась.

– Спасибо тебе, Тьерри. – Она чуть помедлила, наслаждаясь звучанием его имени. Ведь скоро им предстоит расстаться, и она лишится возможности произносить его имя. – Ты очень заботливый. Я с удовольствием останусь на ночь.

Имоджин теребила в руках его футболку. Она будет потом вспоминать эту волшебную ночь. Ей хотелось остаться с Тьерри. Пусть не в одной с ним постели, но в его квартире. Это гораздо лучше, чем ночевать в пустом номере отеля.

Имоджин проснулась на рассвете и, держась за стену, с трудом побрела в ванную.

Головная боль вернулась. Как ни странно, она была первой за несколько недель, но набросилась на нее с неистовством ястреба, раздирающего ее мозг длинными, острыми когтями.

Она вернулась в постель, когда дверь отворилась. На пороге появился Тьерри. Его темные волосы влажно блестели. На нем были безупречно сидящие черные брюки и белоснежная рубашка, открывающая загорелую грудь там, где пуговицы не были застегнуты. Увидев его, Имоджин испытала удовольствие, несмотря на пульсирующую боль в голове. Она пожалела, что не сделала ни одной фотографии во время их отдыха в Париже. Хорошо бы иметь его фото на память, но тогда Имоджин старалась не думать о будущем.