Хорхе Молист - Хранитель секретов Борджиа

Тем вечером Жоан покинул лавку, чтобы вместе с Педро проехаться верхом по улицам Рима. Оба были вооружены. Войска Цезаря уже оставили город, прочие формирования сделали то же самое, и в городе чувствовалась напряженность, хотя внешне все было спокойно. На следующий день кардиналы должны были запереться и провести консисторию, в результате которой будет избран новый Папа.

– Признаться, я чувствую и облегчение, и огромную пустоту, Педро, – сказал Жоан своему зятю. – Я перестал страдать по книжной лавке, но все же тоскую по времени, счастливо проведенному в ней.

– Все в этом мире имеет свое начало и свой конец, Жоан. Признайте это.

– Эта лавка была нашей мечтой – Анны и моей. Она стала символом нашей свободы, и мы были очень счастливы в ней. Мне очень жаль, что я отправляюсь в мучительное изгнание.

Арагонец рассмеялся.

– Свобода? Неужели вы не понимаете, что эта ваша лавка превратилась в цепи, которые сковывали вас, превращая в раба? На самом деле вы только сейчас освободились. Теперь вы свободно можете ехать в Неаполь и прижать к груди вашу семью.

– Наверное, вы правы, Педро.

– Наши желания часто превращаются в оковы, Жоан, – ответил зять. – Вопрос свободы очень непрост. Мы свободны желать чего-то и бороться за исполнение этих желаний, но именно последствия исполненных желаний налагают на нас обязательства.

Все остальное время прогулки Жоан провел в молчании. Ему было о чем подумать.

В ту ночь, сидя над своим дневником, он смотрел через открытую дверь на столовую дома, который уже не был его домом. Раньше в столовой раздавались веселые голоса женщин и щебетание детей, а сейчас там царили грусть и пустота. Он сказал себе, что вскоре дом снова заполнится весельем и детскими криками, когда через несколько дней семья Паоло переедет в него. Жоан написал: «Я уезжаю со спокойной душой, потому что моя мечта будет жить даже в мое отсутствие. Она станет мечтой Паоло».

31 октября 1503 года утром тридцать восемь кардиналов зашли в Ватикан, чтобы провести конклав, и вышли на следующий день в полночь, предварительно обнародовав документ со своим решением. Делла Ровере был избран Папой тридцатью семью голосами и стал Юлием II.

Услышав звон колоколов, Жоан и Педро покинули книжную лавку и узнали о новости по дороге в Ватикан. Делла Ровере стал Папой: первый прогноз Никколо сбылся, и Жоан с грустью подумал, что и другие его прогнозы тоже, скорее всего, станут реальностью.

– Педро, я уже видел и слышал достаточно, пора нам отправляться в путь.

– Давно пора, – ответил зять, улыбаясь.

Когда он вернулся к своему бывшему дому, то увидел, что вывеска «Книжная лавка» была заменена на другую: «Итальянская книжная лавка». Жоан некоторое время смотрел на нее и, как никогда ранее, ощущал себя иностранцем в Риме. Когда он вошел, Паоло и работники вежливо поздоровались с ним, хотя он почувствовал, что что-то изменилось: даже те немногие находившиеся в лавке клиенты были незнакомы ему. Этот дом уже не был его домом, а сам Жоан стал тут лишним. Он поднялся наверх, туда, где были комнаты его семьи, и ощущение отчужденности сделалось еще более острым. Он окинул взглядом стены, мебель, пол – и все это показалось ему пустым, чужим, далеким от тех счастливых воспоминаний, которые он хранил об Анне и членах своей семьи.

Жоан осмотрел узлы с одеждой и разными вещами, которые он брал с собой в Неаполь и которые служанки помогли ему собрать. Войдя в свою комнату, он увидел около двери прислоненное к стене короткое копье своего отца, присланное его братом из Барселоны, когда Жоан снова стал свободным после службы на галерах. Как старший брат в семье, Жоан пользовался правом владения им. С этим копьем в руках погиб его отец Рамон, защищая свою семью и свою свободу. И оно стало символом обещания, данного Жоаном отцу во время его агонии. Обещания стать свободным человеком.

Свобода – какое странное слово! В тот момент он даже сомневался в его правильной интерпретации. Когда он дал обещание своему отцу, то прекрасно знал, что оно означало: освободить семью из рабства и не подчиняться никакому хозяину, который связал бы его цепями. Иметь возможность идти куда захочешь, самому решать, что делать в жизни. Именно это означало быть свободным. Тем не менее значение слова свобода постоянно менялось, а то и вовсе исчезало, уходя, словно песок сквозь пальцы. В течение длительного времени владение книжной лавкой представляло для него свободу, а сейчас он должен был отказаться от нее, чтобы стать свободным. Значение слова свобода было не только физическим, оно имело гораздо более глубокий смысл. На самом деле это чувство, неопределенное и изменчивое.

Он в последний раз сел за стол, раскрыл свой дневник и записал: «Я стараюсь делать все как можно лучше, все, что в моих силах, отец». Он отнял перо от бумаги, и его взгляд обратился на улицу, часть которой он видел из окна своей спальни. Жоан вздохнул, прежде чем написать: «Прощай, моя книжная лавка. Прощай, Рим». И озаглавил следующую страницу: «Неаполь».

На следующий день Жоан и Педро нагрузили повозку своими вещами и книгами для Антонелло, попрощались с подмастерьями, мастерами и управляющими, пожелав им удачи и счастья. Потом Жоан бросил меланхоличный взгляд на то место, где он был так счастлив, и, обуреваемый чувствами, обнял Паоло.

– Я знаю, что оставляю мою книжную лавку в хороших руках, – сказал он ему.

Они присоединились к группе путешественников, направлявшейся в Неаполь и организованной испанским послом. Группу сопровождали солдаты, которых де Рохас рекрутировал, чтобы укрепить войско Великого Капитана.

– Я не еду в Неаполь, – сказал Педро Жоану на второй день путешествия, в тот момент, когда дорога позволила им скакать друг рядом с другом.

Жоан с удивлением посмотрел на своего зятя. Тот ответил ему спокойным и решительным взглядом.

– В Неаполе вас ждет ваша семья. Разве вы не хотите воссоединиться с ней?

– Конечно, хочу. Но вы же видите этих парнишек, которые едут, чтобы влиться в испанское войско?

– Да.

– Я должен идти вместе с ними и выполнить приказ короля.

– Этот приказ действителен только для испанцев, находившихся в рядах ватиканского войска. Вы не принадлежите к нему уже достаточно давно. Ко мне, например, это не относится.

– К вам не относится, потому, что вы сами не хотите принимать в этом участия, и потому, что у вас в кармане лежат документы, удостоверяющие, что вы достойно и честно отслужили королю Испании. Ваша совесть чиста. У меня же нет ничего подобного, я всего лишь служил в ватиканском войске, а сейчас должен отдать долг своему монарху.

– Эту обязанность вы вменяете себе самолично. Поезжайте со мной в Неаполь, никто не посмеет упрекнуть вас.