Надя Хашими - Пока не взошла луна

Глядя на эту фотографию, я хотела вернуться в прошлое, в тот миг, и приказать себе посмотреть на него. На моего мужа. Я хотела сказать той новобрачной, что ей, как и гостям, ожидавшим щедрого приема, следует радоваться этому союзу.

Махмуд стал для меня больше чем мужем. Наша любовь росла медленно. И все же она собирала себя по кусочкам, из чувственных порывов, из того хорошего и плохого, что давал нам мир. Каждый раз, когда мы выполняли обещание, пожимали друг другу руку, успокаивали плачущего ребенка, обменивались улыбками так, что никто больше этого не видел, – каждый раз мы становились чуть ближе. К наступлению той страшной ночи, когда Махмуда вырвали из нашей жизни, нас ничто не разделяло. Мы слились в единое целое. Муж и жена, связанные не браком, а душевной гармонией.

И, как я понимала теперь, смерть не разлучила нас. Махмуд остался со мной. И я знала, что он присматривает за нами. За тем, как мы идем к новому будущему.

«В конечном итоге судьба складывается к лучшему. Но лишь тогда, когда окончен труд, когда пролиты слезы и пережиты бессонные ночи».

Я хотела верить ему.

Мне следовало положиться на Салима, чтобы наша семья смогла зажить по-новому, и смириться с тем, что он вырос. Махмуду удавалось дать Салиму достаточную свободу, и мальчик мог расправить крылья. А я холила и лелеяла детей, вечно боясь быть плохой матерью. Я пыталась дать им все, чего не получила сама. Я хотела, чтобы они чувствовали себя в безопасности, любимыми и окруженными заботой. Но у меня ничего не получалось.

Салим теперь смотрел на меня иначе. Исчезли его мальчишеская живость и полный доверия взгляд, который заставлял меня чувствовать, что я не могу ошибиться. Теперь сын стоял со мной вровень, а не плелся позади. И мне предстояло дать ему свободу.

Я завела нас далеко. В Турцию. Из Кабула, через Иран. Это было мое путешествие. Моя история.

Но все, что происходило с нами с того времени, – история также и Салима, а не только лишь моя. Я больше не могла говорить за своего сына. Когда я отпустила его руку и позволила ему стоять на собственных ногах, я все равно оставалась его матерью. Если бы только Махмуд был рядом и сказал мне, что я поступаю правильно! Что, меньше опекая сына, я не перестану быть его матерью.

Я слышала приглушенный голос мужа. Я чувствовала, как он кладет мне руки на плечи. Закрыв глаза, я почти ощущала на лбу его поцелуй.

«Пусть он говорит, Ферей. Ты рассказала нашу историю. А теперь послушаем Салима».

На следующее утро Хакан отвел Салима за город, туда, где толпились люди с выдубленными солнцем и ветром лицами: мужчины и женщины всех возрастов и комплекций, а еще стайка детей, держащихся за материнские юбки. Хакан объяснил, что приезжают грузовики и отвозят этих людей на поля, где полно работы.

Хакану было неловко оставлять Салима одного, но он в любом случае не мог помочь. Он дошел до конца улицы, завернул за угол и отправился навестить сестру. Была весна, и, хотя утро едва настало, становилось все теплее. Салим поднес руку к лицу и коснулся тонких волосков над верхней губой. В этот день появился на свет новый Салим. Решительный. Готовый к тому, чтобы его принимали как мужчину. Даже мать сегодня смотрела на него по-другому, словно почувствовав изменения.

Азиз, дитя-кочевник, уже сидел и что-то лепетал. Через месяц-два он сможет сделать первые шаги. Так сказала мадар-джан.

Глядя, как подрастает братик, Салим мечтал, чтобы его собственное превращение в мужчину происходило так же быстро. Он хотел, чтобы на его лице, груди и во всех местах, где положено, выросли волосы. Он внимательно осматривал себя, уединившись в ванной, и обнаруживал изменения, заметные лишь ему. Ему хотелось, чтобы руки окрепли и покрылись сеточкой вен, такой же, как на отцовских предплечьях. Его голос дрожал и ломался, поэтому говорить приходилось мало. Салим надеялся, что вскоре голос подрастет вместе с ним.

Ответственность за свою семью и уважение, которое проявил Хакан, заставили его чувствовать себя мужчиной, даже если тело говорило о другом. Салим бродил в толпе в поисках дружелюбного лица. Хакан не знал никого из фермеров, поэтому не мог предложить другой помощи, кроме как привести его сюда. Салим понятия не имел, что делать дальше, когда они приедут на ферму, и хотел найти кого-то, кто мог бы ему подсказать.

Большинство людей тут были старше его. Они курили, щурясь от яркого утреннего солнца. Всего около тридцати человек. Женщины держались в стороне. У некоторых на головах вместо косынок пестрели яркие платки, чинно завязанные под подбородком. Одевались тут женщины в скромные рубашки с длинным рукавом и юбки до земли. От беспорядочного калейдоскопа орнаментов рябило в глазах.

Салим хотел было подойти к женщинам, но одернул себя. Если он хотел, чтобы к нему относились как к мужчине, нужно было вести себя соответствующе. Он глубоко вздохнул и сел на обочине дороги рядом с человеком лет сорока. Салим разглаживал ткань брюк, думая, как бы завести разговор, когда мужчина хрипло откашлялся и выплюнул на тротуар плотный желтый сгусток. Даже если бы у Салима перед носом захлопнули дверь, это и то выглядело бы дружелюбнее.

У него крутило живот. Он поднялся и взглянул на часы. Коснулся циферблата и пробежал пальцами по изношенному кожаному браслету. Сбоку стояли трое мужчин возрастом далеко за тридцать и о чем-то болтали. Салим решил попытать счастья. Он подошел к ним, но как раз в тот момент они умолкли.

– Здравствуйте! Вы работаете на ферме? – спросил он.

Его голос взлетел на целую октаву. Салим почувствовал, как лицо ему заливает горячая краска стыда.

Мужчины оценивающе посмотрели на него. Один из них, одетый в салатовую рубашку и мешковатые темно-синие брюки, похоже, старший из троих, кивнул и спросил:

– Ты афганец?

Салим удивился, услышав пушту.

Его семья говорила на дари, но Салим немного понимал и пушту.

– Да-да, – ответил он на дари, энергично кивая.

– Ты тут работу ищешь? – с веселым удивлением спросил один из мужчин.

– Да. Мы тут всего несколько дней, – пояснил Салим, смешивая дари с пушту.

Похоже, мужчины поняли.

– Так ты тут не один?

– Нет, я с семьей. Мать, сестра и брат.

Один из его собеседников достал половину сигареты и подкурил. Услышав о семье, он нахмурился.

– И откуда вы приехали?

– Из Кабула. Сюда мы добирались через Герат и Иран, а вообще пытаемся попасть в Англию.

Салим испытывал облегчение: встреча с земляками словно бы указывала, что он на верном пути.

– В Англию? Хм… С матерью и еще двумя детишками? Туда и одному не так просто добраться. Если у тебя есть голова на плечах, ты найдешь способ остаться здесь и зарабатывать так, чтобы тебя не арестовали. Это все, на что можно надеяться.