Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Спасибо за предложение, Андреас, — поблагодарил он, — но я и понятия не имею о работе управляющего.

— Это вовсе не так сложно, как думают многие, — заявил Хеггенер. — У меня превосходный персонал, а один молодой человек, который служит у нас уже третий год, станет вашим заместителем, можете рассчитывать на его помощь. Вам нравится Грин-Холлоу, а вы нравитесь городу. У вас останется время на лыжи. Катаясь с нашими гостями, — а Леннерт этого делать не мог, — вы будете способствовать популярности «Альпины». На примере Риты вы доказали, что легко ладите с людьми — кстати, жаль, что вы устроили ее петь в бар мистера Дэвиса, а не наш, — вы чувствуете запросы публики, а это весьма важно. Я готов предложить вам хороший оклад плюс долю дохода, который, к счастью, довольно велик. В программу вашего обучения войдут оплачиваемые поездки в Европу, где вы познакомитесь с работой моих любимых отелей, да и отпуск у вас будет немалый, поскольку содержание гостиницы — дело сезонное. Конечно, я не жду от вас немедленного ответа. Думайте, сколько хотите.

— Вы говорили об этом с Евой?

Одно Майкл знал точно — если ему предстоит выслушивать указания Евы, он немедленно вежливо отклонит предложение.

— Нет, с Евой я не говорил, — сказал Хеггенер. — У нас с ней состоялась беседа, из которой я понял, что отныне она собирается временами уезжать отсюда на длительные периоды. В любом случае все решения, касающиеся бизнеса, принимаю я. Мы договоримся, чтобы она не вмешивалась в дела.

Майкл представил себе, какого рода беседа могла состояться между Хеггенерами. После нее у человека гораздо больше шансов попасть в больницу, чем после приступа кашля, все равно, с кровью или без крови, подумал он.

— Давайте обсудим это, — предложил Майкл, — когда вы вернетесь.

— Хорошо, — согласился Хеггенер. Он опустил подбородок на грудь и продремал остаток пути.

В больнице Хеггенера усадили в кресло на колесиках, и он как-то сразу сник; строгого вида медсестра быстро и ловко покатила его навстречу бог знает каким болям, исследованиям и прогнозам. Майкла охватило острое чувство жалости к этому человеку.

Он остановился в «Вестбери» — отель был расположен на Мэдисон-авеню неподалеку от квартиры, где Майкл когда-то жил, и бара, куда он частенько заходил. В этот час все поглощали коктейли, бар был полон раскованных, жизнерадостных пар, пришедших отдохнуть после трудового дня, и Майклу стало немного жаль себя — в городе его никто не ждал, и ему предстояло провести вечер в одиночестве. Повинуясь безотчетному импульсу, он набрал номер Трейси. Майкл долго слушал длинные гудки и уже собрался повесить трубку, не зная, рад он или огорчен тем, что не застал жену дома, но тут он услышал ее голос. Трейси слегка задыхалась.

— Алло.

— Здравствуй, Трейси. Я чуть не повесил трубку.

— Я только что вошла. Поднималась по лестнице, услышала звонки и побежала — ты это, должно быть, чувствуешь по моему дыханию. — Она рассмеялась. — Где ты находишься?

— За углом, в «Вестбери».

— О… — В ее голосе сразу появилась настороженность.

— Что, слишком близко?

— Не начинай так… — предупредила она.

— Извини.

— У тебя все в порядке?

— А отчего мне не быть в порядке?

— Ну, ты так ни с того ни с сего звонишь мне, тем более из города. Ты здоров? Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — сказал он. — Но я буду чувствовать себя еще лучше, если ты со мной выпьешь.

Трейси надолго замолчала.

— Ты уверен, что это так уж необходимо?

— Нет.

Она засмеялась:

— Тогда дай мне полчаса.

Он поднялся на лифте в свой номер и побрился, стараясь не задевать царапины, но все же достаточно тщательно, чтобы Трейси не подумала, что он совсем без нее одичал. Он принял душ, переоделся, повязал галстук, подаренный Трейси несколько лет назад, — она говорила, что его цвет идет Майклу.

Он спустился в бар; чувство жалости к себе прошло. Отыскав маленький столик, Майкл сказал официанту: «Нас будет двое», — и попросил мартини.

Когда Трейси вошла в зал, мужчины, как обычно, повернули головы в ее сторону, а женщины почувствовали себя уязвленными. Майкл встал, приветствуя жену. Он поцеловал ее в щеку, прохладную после улицы и слегка пахнущую мылом. Ни в лице, ни в одежде Трейси не было ничего, что свидетельствовало бы о проведенном на работе дне, о десятках принятых ею с утра решений, которые могли серьезно повлиять на ее собственную жизнь, а также на жизнь других людей.

Увидев его лицо, она нахмурилась:

— Господи, что с тобой стряслось?

— Я врезался в дерево, — объяснил он, — летал на дельтаплане.

— О, Майкл, — скорбно протянула она, — ты не изменился.

— Я был неосторожен, — сказал он. — Это случайность.

— Случайность, — глухо повторила она. — Все осталось по-старому. Когда ты убьешь себя, мне хотя бы позвонят? Как-никак я твоя жена.

— Я закажу себе собачий ошейник, — раздраженно произнес Майкл, — с надписью: «В случае кончины прошу сообщить моей жене, телефонный номер такой-то». Известие о моей смерти может и не попасть в «Нью-Йорк таймс».

С этого момента вечер был обречен. Майкл пытался развлечь Трейси рассказом об Антуане, упавшем с лестницы, но ее это совсем не интересовало.

— Тебе не идет участвовать в афере, — заметила она, словно без нее Майкл превратился в жулика.

Он не мог рассказать ей ни об Андреасе Хеггенере, ни об Эннабел, первой шлюхе Грин-Холлоу, ни об иске, предъявленном ему за то, что он сломал челюсть человеку, вооруженному ножом. Майкл не мог описать Трейси восторг, охвативший его, когда он мчался вниз по «Черному рыцарю» или лежал в постели с Евой Хеггенер, не мог он и поделиться своими запутанными чувствами к этой женщине или к Дэвиду Калли, сказавшему, что Норма Элсуорт Калли вышла замуж девушкой. Майкл не мог посоветоваться с ней насчет предложения Хеггенера, рассказать о своем отношении к Грин-Холлоу, о том, как Антуан уговорил неопытную молоденькую негритянку выкурить самокрутку с марихуаной, о Джимми Дэвисе, готовом выдать властям Клайда Барлоу, о любителе сигар, старом адвокате мистере Ланкастере, о вечно пьяном полицейском, назвавшем Майкла головорезом, грабителем, лихачом, нарушителем спокойствия и нежелательным элементом. Он не мог поведать Трейси о том, что он по-прежнему готов в любую минуту броситься спасать человека, что по-прежнему любит ее и что его фактически назвали гомосексуалистом и охотником за наследством.

Майкл не в силах был передать ей чувства, охватившие его, когда он увидел через окно сияющий солнечный диск, встающий из-за горных вершин, или когда Хэролд Джонс позволил своей шестнадцатилетней дочери выпить бокал шампанского в день ее первого триумфального выступления в маленьком баре заштатного городка.