Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Но это так полезно для твоего здоровья, Тони, — увещевал Оливер. — Ты так хорошо выглядишь, загорел, и мама пишет мне…

— Я хочу домой, — категорично заявил Тони.

Оливер вздохнул.

— Ты маме об этом говорил?

— Нет, — сказал Тони. — С ней бесполезно разговаривать.

Оливер понимающе кивнул.

— А, — догадался он. — Так вы тут немного повздорили.

— Нет.

— Оливер сделал очередной глоток.

— Так с Джефом?

Тони ответил не сразу.

— Ни с кем, — отрезал он. — Разве нельзя хотеть когда-нибудь поехать домой с собственным отцом и чтобы никто не нападал на тебя?

— никто на тебя не нападает, Тони, — ободряюще сказал Оливер. — Только вполне естественно ожидать, что придется ответить на какие-то мистические указания. Будь умницей, Тони.

— Я умница, — казалось Тони загнан в угол. — Я хочу домой, потому что не желаю находиться под одной крышей с мамой и Джефом.

Оливер поставил бокал и заговорил намеренно тихо.

— Что ты сказал, Тони?

— Не хочу быть под одной крышей с мамой и Джефом.

— Почему?

— Не скажу.

Оливер бросил на ребенка резкий неодобрительный взгляд. Тот сидел понурив голову, уставившись на носки туфель, всем своим видом выражая обиду и смущение.

— Тони, — сказал Оливер, — мы всегда были с тобой в дружеских отношениях, правда?

— Да.

— Я всегда говорил тебе, что волнует меня, ты всегда делился со мной своими бедами, — продолжал Оливер. — Правда ведь?

— Да.

— Разве я когда-то обещал тебе что-то, чего не смог выполнить? спросил Оливер.

— Нет, — признал Тони.

— Разве я когда-то не давал тебе правдивых и честных ответов на твои вопросы?

— Нет.

— Когда ты прошлым летом начал рассказывать твои истории, что ты, например, переплыл озеро, когда ты вовсе не умел еще плавать, или говорил, что мистер Нортон пригласил тебя на свое ранчо в Уайоминг на месяц и что он собирался дать тебе свою собственную лошадь…

— Но это все детская болтовня, — перебил Тони.

— Знаю, — рассудительно кивнул Оливер. — И разве я не говорил тебе, что знал и понимал это? И ты правильно делал, что рассказывал именно мне все свои выдумки, потому что я знал, что ты просто развлекаешься, развивая свое воображение. Но люди, которые не знали тебя так хорошо как я, могли бы подумать, что ты лгунишка и что тебе нельзя доверять.

— Но я больше не фантазирую, — оправдывался Тони. — Ни для кого.

— Конечно, — сказал Оливер. — И когда у тебя это случилось с глазами — были моменты в самом начале, когда тебе было очень непросто объяснить, что происходит, и чем все может кончиться. Когда ты станешь отцом, Тони, ты поймешь, чего мне это стоило. — Он сделал паузу. — Но я сделал это. Разве не так? — закончил он.

— Так, — покорно подтвердил мальчик.

— И знаешь, почему я сделал это?

— наверное, знаю, — Тони понизил голос почти до шепота.

— Потому что я хотел, чтобы между нами было все четко и ясно, объяснил Оливер. — Для того, чтобы через многие годы, когда ты будешь в моем возрасте, что бы не произошло в твоей жизни, ты бы смог сказать: «Мы с отцом уважали друг друга». — Оливер наклонился и похлопал Тони по коленке. Затем он встал, прошелся до двери и выглянул в дождливую темноту. Тони поднял голову и не отрываясь смотрел на отцовскую спину, его губы задрожали. Он ждал, что Оливер скажет еще что-то, но отец молчал, и Тони тоже поднялся, подошел к двери и остановился рядом с ним. — Я не знаю, как это объяснить, — прошептал он. — Мама и Джеф… Они делают плохое. Они делают то, что делают все взрослые, когда женятся. Я хочу домой.

Оливер на мгновение закрыл глаза. Он недоумевал по поводу звонка Тони, но этого никак не предвидел. Сидя за рулем и всматриваясь в дождливую ночь, он уговаривал себя, что все это детская блажь, и что все наверняка будет позади уже ко времени его приезда. Да он и не поехал бы, если на заводе не было временного затишья. Теперь он уже так не думал. Это будто ты слышишь крики из детской и направляешься туда в уверенности, что нужно разнять детей, дерущихся подушками или игрушкой, а вместо этого, открыв дверь комнаты находишь одного из детей в луже крови на полу, а другого стоящего над ним с ножом в руке.

— Кто тебе это сказал, Тони? — спросил он.

— Сюзанна, — ответил он.

— Кто такая Сюзанна?

— Она здесь отдыхает со своей мамой в отеле. Сюзанна Никерсон. Ей четырнадцать. У нее три папы. Ее мама два раза разводилась. Она знает много всего.

— И поэтому ты попросил меня приехать, Тони? — настаивал Оливер. — Это единственная причина?

Тони помедлил.

— Да, наконец сказал он.

— Тони, — Оливер говорил тщательно подбирая слова. — В таких местах отдыха есть летом много беззаботных скучающих женщин, женщин со скверным характером, которым нечего больше делать, кроме как играть в бридж и сочинять истории о своих соседях, всякие сплетни, которые не достойно слушать порядочным людям. И часто маленькие девочки, которые уже начинают проявлять интерес к мальчикам, слышат какие-то урывки разговора, не предназначенные для их ушей, и сочиняют… Ну… Замысловатые сказки. Особенно девочка, у которой мать меняет мужей.

— Я ударил ее, — сказал Тони. — Я ударил Сюзанну, когда она мне это сказала.

Оливер улыбнулся:

— ну, не думаю, что стоило ударять ее. Но, наверное, не стоило и слушать ее. Тони, сделай мне одолжение.

— Какое? — в голосе ребенка звучало недоверие.

— Ничего не говори об этом матери, — сказал Оливер. — И Джефу. Мы с тобой просто сделаем вид, что у меня неожиданно появилось время, и я сел в машину и приехал проведать вас. Как по-твоему, неплохая мысль?

Тони отпрянул, как от внезапного приступа боли.

— Нет.

— Почему нет? — спросил Оливер.

— Потому что Сюзанна была не единственной.

Оливер обнял мальчика за плечи.

— Но даже если, два, три или сто человек сплетничают, — возразил отец. — Это совсем не означает, что все это правда. Ты знаешь, что такое сплетни?

— Да, — сказал Тони.

— Это одна из самых плохих вещей на земле, — уточнил Оливер. — Это болезнь взрослых. И в одном только смысле порядочный человек может оставаться ребенком всю свою жизнь — это не сплетничать и не слушать сплетен.

Внезапно Тони вырвался из объятий отца, — Это я!.. Я сам! Я вчера сам пошел к дому ее сестры и посмотрел через окно и видел все собственными глазами. — Мальчик отвернулся и почти бегом бросился через всю комнату и свалился в плетеное кресло, пряча свое лицо от Оливера под подлокотник. Он плакал, стараясь одновременно изо всех сил не показать этого.

Оливер устало провел ладонью по глазам, подошел к креслу и присел на подлокотник.

— Ладно, ладно, ну будет тебе. — И он погладил сына по голове. — Тони, мне неприятно самому. Но просто не знаю, что делать. Ты очень молод. Ты еще не знаешь, что ты знаешь, а чего не знаешь. Ты мог увидеть что-то, что тебе показалось плохим, и что на самом деле было вполне невинным. Тони, — заключил он, — ты должен точно рассказать мне, что именно ты видел.