Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Нет, — без запинки ответил Майкл. — Ни за что.

— Ты всегда и везде смотришь на других женщин. Оглядываешь каждую женщину в Нью-Йорке.

— Да перестань. — Майклу хотелось обратить все в шутку. — Только на симпатичных. Сколько, в конце концов, симпатичных женщин в Нью-Йорке? Семнадцать?

— Больше. Во всяком случае, на твой вкус. Ты их находишь везде.

— Это неправда. Иной раз я, возможно, действительно смотрю на проходящую мимо женщину. На улице. Признаю, на улице я, случается, смотрю на…

— Везде, — повторила Фрэнсис. — В каждом месте, куда мы приходим. В ресторанах, в поездах подземки, в театрах, на лекциях, на концертах.

— Послушай, дорогая, — попытался урезонить жену Майкл, — я смотрю на все. Бог дал мне глаза, и я смотрю на женщин и мужчин, на котлованы для новых линий подземки, на экран кинотеатра и на маленькие цветочки на полях. Я изучаю окружающий мир.

— Тебе бы увидеть блеск, который появляется в твоих глазах, когда ты изучаешь окружающий мир на Пятой авеню.

— Я женат и счастлив в семейной жизни. — Он нежно прижал к себе руку Фрэнсис. — Пример для всего двадцатого столетия, мистер и миссис Майкл Лумис.

— Ты серьезно? Ты действительно счастлив в семейной жизни?

— Абсолютно, — ответил Майкл, чувствуя, как меркнет воскресное утро. — Почему ты так говоришь со мной?

— Просто хотела знать. — Фрэнсис прибавила шагу, глядя прямо перед собой. Лицо ее превратилось в бесстрастную маску. Так бывало всегда, когда у нее портилось настроение.

— Я абсолютно счастлив в семейной жизни, — терпеливо повторил Майкл. — Мне завидуют все мужчины Нью-Йорка в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет.

— Оставь свои шуточки.

— У меня прекрасный дом, — гнул свое Майкл. — У меня прекрасные книги, фотографии, друзья. Я живу в городе, который мне нравится, и живу так, как мне хочется. У меня работа, которая мне нравится. У меня жена, которую я люблю. Если происходит что-то хорошее, разве не к тебе я бегу с доброй вестью? Если случается что-то плохое, разве я плачу не на твоем плече?

— Да, — кивнула Фрэнсис. — И ты смотришь на каждую женщину, которая проходит мимо.

— Ты преувеличиваешь.

— На каждую женщину. — Фрэнсис убрала руку с локтя Майкла. — Если она страшненькая, ты тут же отводишь взгляд. Если ничего, смотришь на нее, пока не сделаешь семь шагов…

— Господи, Фрэнсис!

— Если красивая, разве что не сворачиваешь себе шею.

— Слушай, давай выпьем. — Майкл остановился.

— Мы только что позавтракали.

— Послушай, дорогая, — сказал Майкл медленно, тщательно подбирая слова. — Выдался славный денек, мы оба в хорошем настроении, и нет никакого смысла все портить. Давай проведем воскресенье в свое удовольствие.

— Я могу провести воскресенье в свое удовольствие только в том случае, если в твоем взгляде не будет сквозить желание бежать за каждой юбкой на Пятой авеню.

— Давай выпьем, — повторил Майкл.

— Я не хочу пить.

— А чего ты хочешь, поссориться?

— Нет. — Голос у Фрэнсис был такой несчастный, что Майкл тут же проникся к ней жалостью. — Я не хочу ссориться. Не знаю, что на меня нашло. Давай поставим точку. И постараемся хорошо провести время.

Они вновь взялись за руки и молча пошли мимо детских колясок, стариков итальянцев в воскресных костюмах и молодых женщин.

— Я надеюсь, сегодня будет интересная игра. — Фрэнсис прервала затянувшуюся паузу, стараясь говорить непринужденно, как за завтраком и в начале прогулки. — Мне нравится профессиональный футбол. Эти ребята колотят друг друга так, словно сделаны из бетона. А как они бросаются друг другу в ноги! Это очень возбуждает.

— Я хочу кое-что сказать тебе, — очень серьезно заявил Майкл. — Я не прикасался ни к одной женщине. Ни разу. За все пять лет.

— И хорошо.

— Ты мне веришь?

— Конечно.

Они шли по парку Вашингтон-сквер, под раскидистыми деревьями, между скамейками, на которых не было свободных мест.

— Я стараюсь этого не замечать. — Фрэнсис словно говорила сама с собой. — Стараюсь убедить себя, что это ничего не значит. Некоторым мужчинам это нравится, говорю я себе, они хотят видеть то, чего лишены.

— Некоторым женщинам это тоже нравится, — ответил Майкл. — В свое время я знал пару дамочек…

— Я не смотрела ни на одного мужчину после второго свидания с тобой, — прервала его Фрэнсис.

— Нет такого закона, — заметил Майкл.

— У меня все переворачивается внутри, когда мы проходим мимо женщины и ты смотришь на нее так, как смотрел на меня при нашей первой встрече у Элис Максвелл. Ты стоял в гостиной, рядом с радиоприемником, в зеленой шляпе…

— Шляпу я помню, — ввернул Майкл.

— Тем же взглядом. Меня от этого мутит. Мне становится нехорошо.

— Ну что ты, дорогая…

— Я думаю, теперь можно и выпить.

Они направились к бару на Восьмой улице. Майкл застегнул пальто и бросил задумчивый взгляд на свои хорошо начищенные коричневые туфли, когда они поднимались по ступеням к двери. Они сели у окна, в которое лились солнечные лучи. У дальней стены трещали дрова в камине. Подошел японец-официант, поставил на стол блюдо с претцелями [206] Претцель — сухой кренделек, посыпанный солью, популярная закуска. — Здесь и далее примеч. пер. и широко им улыбнулся.

— Что положено заказывать после завтрака? — спросил Майкл.

— Думаю, коньяк, — ответила Фрэнсис.

— «Курвуазье», — попросил Майкл. — Два «Курвуазье».

Официант принес бокалы, и они пили коньяк, сидя в ярком солнечном свете. Майкл прикончил половину, запил водой.

— Я смотрю на женщин, — признал он. — Все так. Я не говорю, хорошо это или плохо, но я на них смотрю. Если я прохожу мимо по улице и не смотрю на них, я обманываю тебя, обманываю себя.

— Ты смотришь на них так, словно хочешь ими обладать. — Фрэнсис вертела бокал. — Каждой.

— В определенном смысле, — Майкл говорил тихо, словно обращался не к жене, — в определенном смысле это правда. Но за этим ничего не следует, и это тоже правда.

— Я знаю. Поэтому меня и мутит.

— Еще коньяка! — крикнул Майкл. — Официант, еще два коньяка.

— Почему ты причиняешь мне боль? — спросила Фрэнсис. — Зачем ты это делаешь?

Майкл вздохнул, закрыл глаза, осторожно потер веки пальцами.

— Мне нравится смотреть на женщин. Больше всего я люблю Нью-Йорк за то, что его наводняют батальоны женщин. Когда я впервые приехал сюда из Огайо, то сразу их заметил, миллион прекрасных женщин, шагающих по городу. Я ходил среди них, и сердце выпрыгивало у меня из груди.

— Детство, — прокомментировала Фрэнсис. — Это детское чувство.

— Не уверен, — покачал головой Майкл. — Не уверен. Я стал старше, уже на подходе к среднему возрасту, начал толстеть, но все равно люблю ходить по Пятой авеню в три часа дня, по восточной стороне, между Пятидесятой и Пятьдесят седьмой улицами. Они все там, вроде бы ходят по магазинам, в мехах и этих безумных шляпках, будто собрались со всего мира в этих восьми кварталах. Там лучшие меха, там лучшие одежды, там самые красивые женщины. Они выходят из дома, чтобы потратить деньги, и очень этим довольны. Когда ты проходишь мимо, они холодно смотрят на тебя, всем своим видом демонстрируя, что ты для них не существуешь.