Томас Рид - Избранные произведения. Том II

— Ну, сберегла там себя она или нет, — он-то, во всяком случае, не заслуживает вашей благодарности за то, что пытался ее соблазнить.

— Уж я так его отблагодарю! При первом же случае, только бы возможность представилась!

— Если я не ошибаюсь, вам долго ждать не придется: такая возможность у вас уже есть.

Лесник понял эти слова по-своему и молча покосился на топор. Этот страшный, многозначительный взгляд не ускользнул от острого взора Скэрти.

— Что ж, — сказал он неодобрительным тоном, — эта возможность у вас всегда в руках. Но тут можно и промахнуться, не говоря уже о том, что вас самого могут проткнуть насквозь. Если все, что вы мне рассказали, окажется именно тем, что я подозреваю, вам вовсе нет надобности прибегать к таким крайним мерам. Я смогу указать вам более верный и безопасный способ отделаться от вашего соперника.

— Ах, господин капитан, если бы вы это сделали… только сказали бы мне, как… я бы уж вам… я…

— Терпение! Очень возможно, что я сумею вам помочь, — перебил его Скэрти. — У меня кое-что есть в виду, и, по-моему, это как раз то, что нужно. Но я должен это хорошенько обдумать, — продолжал он, поднимаясь, чтобы уйти. — Я вернусь сюда вечером, как стемнеет. Вы пока оставайтесь дома. А если пойдете куда-нибудь, держите язык за зубами. Никому ни слова о нашем разговоре! Ну, еще глоток из фляги! Не падайте духом, Уэлфорд, до скорого свиданья!

С этими словами капитан вышел из хижины и направился к тому месту, где он оставил своего коня. Через минуту он уже скакал по лесной чаще в сопровождении своего помощника Уайтерса.

Он ни словом не обмолвился Уайтерсу о своем разговоре с лесником, но все время, пока они ехали, этот разговор не выходил у него из головы.

«Можно не сомневаться, что это одно из тех собраний, о которых как раз и упоминает его величество. Ричард Скэрти, правда, не получил приглашения, но он непременно будет участником этого полуночного сборища. О, если мне только удастся подслушать, что там происходит, я предоставлю мастеру Голтсперу более прочное помещение, чем то, где он сейчас живет! Будь покоен, добрый король Каролюс! На этот раз я с удовольствием возьму на себя роль шпиона! Ха-ха-ха!»

И, окрыленный надеждой, которую пробудил в нем рассказ лесника, Скэрти пришпорил своего серого коня, и по густой чаще Вепсейского леса далеко разнесся его злорадный хохот.

Окончился веселый праздник Михайлова дня, любимый праздник английского народа. Был уже тот поздний час, когда поселяне, утомленные гуляньем и пирушками, отошли ко сну, — близилась полночь.

Хотя в такое время года обычно стоят ясные ночи, в эту ночь все небо над Чилтернскими холмами было затянуто густыми, черными тучами. Не видно было ни луны, ни звезд, и путник, едущий верхом, лишь с трудом мог бы различить дорогу, по которой ступал его конь.

Время от времени этот густой мрак прорезала молния; яркая огненная борозда, вспыхивая то там, то здесь, вырывала из темноты кусок пашни, верхушки деревьев или склон холма, поросший громадными буками. И хотя все было неподвижно, не чувствовалось даже дыхания ветерка и ни одна капля дождя не упала на землю, все же тучи, молния и гром предвещали приближение бури. Это была одна из тех ночей, когда путник спешит укрыться в ближайшей гостинице и, если его не призывает особо важное дело, пережидает грозу под ее кровом. Несомненно, такое важное дело и было у двоих путников, которые в этот поздний час, несмотря на приближающуюся бурю и непроглядный мрак, обволакивающий все кругом, выехали из усадьбы.

Если бы Марион Уэд и Лора Лавлейс, которые, перед тем как лечь спать, сидели и разговаривали в спальне, выглянули в эту минуту из окна, они увидели бы двух закутанных в плащи всадников, ехавших по аллее, которая вела к проезжей дороге.

Кузины сидели в спальне Марион, так как они решили сегодня спать вместе.

Это не было в их привычках: ведь у каждой была своя комната. Но сегодня был исключительный день — произошло важное событие, — и Лоре хотелось поговорить об этом по секрету со своей кузиной.

Вернее было бы сказать, что с Лорой в этот день произошли два события, и оба настолько важные, что она чувствовала потребность поделиться ими со своей старшей подругой.

Оба события были одного и того же порядка: и то и другое было объяснением в любви с предложением руки и сердца.

Но претенденты были отнюдь не похожи друг на друга, между ними было огромное различие. Один был ее кузен — Уолтер Уэд, другой, как уже, наверное, догадывался читатель, — корнет Стаббс.

Лора ни минуты не колебалась в выборе; она, не задумываясь, ответила Уолтеру согласием, а Стаббсу — отказом, если не возмущенным, то, во всяком случае, твердым, и бесповоротным.

Все это произошло еще днем, и если малютке Лоре так хотелось поделиться этим с Марион, то лишь потому, что ей не терпелось попросить у нее совета по поводу приготовления к столь важному событию в жизни женщины — к свадьбе.

Но Марион оказалась плохим советчиком. Она, по-видимому, сама нуждалась в совете и, так как надеялась, что приветствие Лоры поможет ей отвлечься от тревожных мыслей, с радостью ухватилась за предложение провести вместе эту ночь.

Но что же посеяло такую тревогу в душе Марион?

Казалось бы, с тех пор как мы ее видели, не произошло ничего. Она виделась с человеком, которого любила, из его собственных уст слышала пламенные слова любви, клятвенные уверения, запечатленные жарким поцелуем и крепким сладостным объятием.

Чего же еще она могла желать, чтобы чувствовать себя счастливой, и разве счастье взаимной любви не есть высшее блаженство?

Однако Марион Уэд не чувствовала себя счастливой.

Что же было причиной ее огорчения?

Быть может, что-нибудь пробудило ее ревность? Или заставило усомниться в верности возлюбленного?

Нет, Марион Уэд не испытывала ни ревности, ни сомнения; Марион была чужда подозрительности, и если до свидания со своим возлюбленным она могла поддаться чувству ревности, то лишь потому, что тогда еще не была уверена в его любви, не слышала из его уст признания и не прочла в его глазах, что он принадлежит ей навеки.

С этой минуты сомневаться в нем Марион сочла бы преступным. Нет, ее огорчение происходило от другой причины.

Во-первых, ее мучили угрызения совести, оттого что она поступила дурно, нарушив свой дочерний долг; великодушие и снисходительность отца, предоставлявшего ей полную свободу, заставляли ее еще острее чувствовать свою вину.

Во-вторых, ей было тяжело сознавать, что она нарушила правила поведения, считавшиеся законом для того круга, к которому род Уэдов принадлежал со времени Вильгельма Завоевателя [25] Вильгельм I Завоеватель (1027–1087) герцог Нормандии с 1035 года, король Англии в 1066–1087 годах. В 1066 году вторгся в Англию и в битве при Гастингсе разбил войско английского короля Гарольда. Гарольд был убит в сражении, а Вильгельм вступил на английский престол. , а может быть, и задолго до этого.