Томас Рид - Избранные произведения. Том III

— Тогда так и нужно сделать. Вы обещаете выставить Морни с вашего корта. Когда он узнает причину, никто не будет доволен всем этим более, чем он сам!

— Я обещаю вам это.

Обещание было выполнено. Де Морни «выпихнули» шелковой комнатной туфлей; остальная часть программы была также выполнена, включая лишение блузок избирательных прав.

Произошло все в точности, как предсказал Английский дипломат. Французы, возмущенные обидой, нанесенной их послу, в своей безумной ненависти к Англии позабыли про себя; и в то время как они пребывали в таком состоянии, захлопнулась вторая дверца ловушки и без всякого сопротивления с их стороны сильно сократила завоеванные ими свободы.

Но процесс сокращения свобод на этом не завершился, — он вылился в кровавый антиреволюционный заговор, который также был исполнен, как намечалось.

Еще до конца текущего года клятвопреступник, Король Пруссии вошел с верными ему войсками в Южную Германию, погасив пламя революции в Бадене и Баварии; солдаты-головорезы Наполеона Третьего силой вернули римлянам сброшенного ими монарха; и в то же время огромная двухсоттысячная армия Коссака утюгом прошлась по равнине Пушту, задув последнюю искру свободы на Востоке.

Все это не роман, это — история!

Люди, пересекающие Атлантику на пароходе «Канард», сидят рядом или друг напротив друга за одним обеденным столом, три-четыре раза на дню без того, чтобы обменяться живыми фразами, отличными от формальных: «Могу я попросить вас передать солонку?» или «Соль, пожалуйста?»

Это обычные люди, у которых красивая жена, богатая дочь, достигшая брачного возраста, или социальное положение, которым они имеют основание гордиться.

Без сомнения, эти несчастные очень страдают от такой жизни на борту, особенно если каюта переполнена и компания малоподходящая.

Такое обычно происходит на «Канарде», когда владельцы магазинов из Канады валят толпой в Англию делать осенние закупки на рынке Манчестера. В этом случае, действительно, пересечение Атлантики — серьезное испытание для джентльмена, будь он англичанин или американец.

На Уэльсе канадцев было предостаточно; и их компания могла бы испортить настроение самому сэру Джорджу Вернону, одному из таких несчастных. Но поскольку эти трансатлантические субъекты, стремящиеся в Англию, прослышали о том, что сэр Джордж Вернон — последний губернатор B…, руки у них были связаны, и экс-губернатора оставили в покое.

И совсем по другой причине их компания была гораздо менее терпима к австрийскому Графу; да и тот, как республиканец, не мог переносить их духа. Их лояльность стояла у него поперек горла, и казалось, ему недолго придется ждать повода выбросить одного из них за борт.

Действительно, вскоре повод представился, и Граф, возможно, так бы и поступил, если бы не посредничество Майнарда, который, хотя и был моложе Графа, обладал более уравновешенным характером.

Розенвельд же был вспыльчивым, как любой американец, пересекавший океан на «Канарде» в то время. Весьма лояльных канадцев обычно было большинство, и их клакеры и шепот могли отравить поездку любому товарищу-республиканцу, особенно таким республиканцам, как Розенвельд и Майнард, которым устроили грандиозные проводы на берегу Джерси. Все это было еще до введения большего количества пароходных рейсов либералом Инманом, чьи роскошные суда под звездным американским флагом стали домом для всех национальностей и в то же время отвечали высоким королевским стандартам Англии.

Но вернемся к нашим героям. Пассажиры, пересекавшие Атлантику в одной каюте, обедавшие за одним столом, но не разговаривавшие друг с другом, кроме отдельных фраз приличия, были на борту Уэльса. И это были сэр Джордж Вернон и капитан Майнард.

Каждый раз за обедом они почти касались друг друга локтями; стюард, безусловно, совершенно случайно, выдал им билеты на места рядом друг с другом.

Во время первого совместного обеда искра обоюдной неприязни промелькнула между ними, после чего добрососедские отношения стали невозможны. Некое замечание Майнарда, сделанное в довольно этичной форме, было воспринято с высокомерием, что больно ужалило молодого солдата; и с того момента между ними установились прохладные отношения.

Любой из них скорее бы обошелся без соли, чем попросил другого передать солонку!

Ситуация была очень неприятной, и Майнард чувствовал это. Он хотел бы компенсировать неудачу, поближе познакомившись с этим странным интересным ребенком, но такое уже не представлялось возможным. Деликатность препятствовала разговору с ней наедине; да и, в любом случае, трудно было найти такую возможность, поскольку отец редко отпускал ее от себя.

Во время обеда она также сидела за столом, но с другой стороны, так что Майнард не мог ее видеть, кроме как в зеркале!

Зеркало было расположено вдоль салона в длину, и все трое сидели за столом напротив этого зеркала.

В течение двенадцати дней он пристально глядел в зеркало во время каждого приема пищи; его взгляд менялся, когда он украдкой от сэра Джорджа наблюдал отраженное полированной пластиной розовое лицо с золотыми волосами. Как часто проклинал он в душе этого канадского шотландца, сидевшего напротив, чья огромная косматая башка встревала между ним и этим красивым отражением!

Догадывалась ли девочка об этом наблюдении через зеркало? Тревожил ли ее этот взгляд из-под обильной каледонской шевелюры, скрывавшей от нее эти глаза, пристально и нежно устремленные на нее?

Трудно сказать. У юных девочек тринадцати лет бывают иногда довольно странные фантазии. И, как это ни странно, человек тридцати лет имеет больше шансов завоевать их симпатию, чем если бы они были десятью годами старше! В этом возрасте их молодое сердце, не способное заподозрить обман, уступает более естественным природным инстинктам, впитывая новые ощущения словно губка и от этого приходящее в восторг. Только позже опыт, приобретенный в мире зла, учит ее скрывать свои чувства и относиться к поклоннику с подозрением.

В течение всех этих двенадцати дней Майнард много думал о девочке, на которую смотрел через зеркало, — множество мыслей было о том, как же она к нему относится.

Но вот на горизонте показался Мыс Клеар, а он так и не приблизился к пониманию ее мыслей ни на йоту, со времени, когда увидел ее впервые у Санди Хука! Ничего не изменилось и в его собственных мыслях. Когда он стоял на палубе парохода, проплывавшего вдоль южного берега его родной земли, с Австрией на другой стороне, он повторил те же самые слова, которые произнес за пределами видимости Исландии: