Томас Рид - Избранные произведения. Том III

Браконьер боится не того, что его привлекут к ответственности за ночные похождения. Если бы только это, он ел бы зайчонка так спокойно, словно заплатил за него. Но в мыслях у него другое: он боится увидеть предписание судьи и наручники у себя на руках, боится, что его отведут в тюрьму графства, там он предстанет перед судом и будет повешен!

У него есть причины опасаться этого. Несмотря на всю его хитрость, несмотря на то, что он все проделал очень быстро, могли быть свидетели его преступления. Ему показалось, что, помимо шума потока и криков тонущей девушки, были и другие крики — мужские. Голос показался ему знакомым. Это голос отца Роже. Судя по тому, что он узнал с тех пор, он в этом уверен. Не оставило сомнений расследование коронера, на котором он сам не присутствовал, но слышал рассказы о нем. Он не уверен только, видел ли его отец Роже у моста, а если видел, то узнал ли. Правда, священник на следствии ничего о нем не сказал; тем не менее у Коракла сохраняются подозрения, и теперь они мучают его так, словно доказано его вмешательство в состояние моста. Неудивительно, что он ужинает без удовольствия и после каждого куска глотает бренди, чтобы подддержать свой дух.

Тем не менее он не раскаивается. Когда он вспоминает короткий подслушанный на празднике урожая диалог, а потом более продолжительный, под старым вязом, на лице его не раскаяние, а дьявольское удовлетворение сделанным. Но его мщение еще не закончено. И не будет закончено, пока он не отнимет еще одну жизнь — жизнь Джека Уингейта. Он нанес молодому лодочнику удар, который поразил и его самого; только нанеся еще один удар, смертельный, он облегчит свои страдания. Он давно уже планирует убийство своего соперника, но пока не нашел безопасного способа его совершить. И теперь цель кажется не ближе — а сегодня вечером еще дальше, чем обычно. В таком состоянии, страшась виселицы, он рад был бы отступиться и позволить Уингейту жить!

Вздрагивая при каждом порыве ветра, он продолжает есть, торопливо, как зверь, поглощая мясо; покончив с едой, ставит тарелку на пол для собаки. Потом зажигает трубку, придвигает бутылку и сидит некоротое время курит.

Но вскоре он слышит шум у двери — на этот раз не удары ветки от ветра, а стук костяшками пальцев. Хотя звук осторожный и еле слышный, собака знает, что это стук, что видно по ее поведению. Оставив полуобглоданную кость и вскочив на ноги, она начинает сердито рычать.

Хозяин собаки вскочил и теперь стоит дрожа. В доме есть запасной задний выход, через который можно ускользнуть. Он смотрит в ту сторону, как будто собирается воспользоваться выходом. Свечу он может погасить, но с огнем в камине этого не сделать, поленья в нем еще ярко горят.

Испытывая нерешительность, он слышит повторный стук, на этот раз громче, и сопровождающий его голос:

— Откройте дверь, мсье Дик.

Значит не полицейский — всего лишь священник!

— Всего лишь священник! — говорит себе Коракл, но не испытывает особого облегчения по сравнению с появлением полисмена.

Ногой откинув собаку, он открывает дверь, спрашивая при этом:

— Это вы, отец Роже?

— C’est moi [172] Это я. (фр.) ! — отвечает священник, заходя без приглашения. — А, mon bracconier! У вас что-то вкусное на ужин. Судя по запаху, рагу из зайца. Надеюсь, я вас не потревожил. Это заяц?

— Был, ваше преподобие. Небольшой зайчонок.

— Был! Значит, вы его прикончили. Все съели?

— Да. Остатки у собаки, как видите.

Коракл показывает на тарелку на полу.

— Жаль. Мне нравится зайчатина. Однако ничего не попишешь.

— Если бы я знал, что вы придете. Проклятый пес!

— Нет, нет! Не вините беднягу. Несомненно, ему тоже нравится зайчатина. Наверно, сечас много зайчат и ловить их стало легче. Ведь они не могут прятаться в зерне.

— Да, ваше преподобие. Их сейчас много.

— В таком случае если вам попадется еще один зайчонок и вы принесете его мне, я сам смогу судить. Кстати, что у вас в бутылке?

— Бренди.

— Что ж, мсье Дик, был бы благодарен вам за глоток.

— Будете пить неразведенный или с водой,

— Неразведенный. Ночь холодная, и коньяк ее нейтрализует. Я промерз до костей и немного устал, борясь с бурей.

— Ужасная ночь. Я удивляюсь, как это ваше преподобие вышли… в такую погоду!

— Для меня любая погода одинакова — когда призывает долг. Сейчас у меня небольшое дело, не выносящее отлагательства.

— Дело — ко мне?

— К вам, mon bracconier!

— Какое же дело, ваше преподобие?

— Садитесь, и я вам расскажу. Дело слишком важное, чтобы обсуждать его стоя.

Вступительный разговор не успокоил браконьера; напротив, лишь усилил его страх. Однако он послушно садится за стол, священник усаживается напротив, держа в руке стакан с бренди.

Отхлебнув, он продолжает следующим замечанием:

— Если не ошибаюсь, вы бедный человек, мсье Демпси?

— Не ошибаетесь, отец Роже.

— А вы хотели бы разбогатеть?

Лицо браконьера слегка освещается, он приободрился. Улыбаясь, отвечает:

— Я бы не возражал. Наоборот, мне бы этого очень хотелось.

— Можете разбогатеть, если захотите.

— Хочу, как я уже сказал. Но как, ваше преподобие? В этом жестоком мире разбогатеть нелегко.

— Вам будет легко. Без особого труда; не сложнее, чем перенести ваш коракл на пять-шесть миль по лугам.

— Это имеет отношение к кораклу?

— Нет. Потребуется лодка побольше — на трех-четырех человек. Вы можете взять такую или арендовать?

— Думаю, смогу. У меня есть друг, по имени Роб Троттер, у него как раз такая лодка. Он мне ее одолжит, конечно.

— Если не захочет, наймите ее. Не обращайте внимания на цену. Я заплачу.

— Когда она вам понадобится, ваше преподобие?

— В четверг вечером, в десять или чуть позже, скажем, в половине одиннадцатого.

— И куда мне ее привести?

— К переправе; лодка должна быть у берега под церковным клабдищем; там вы должны дождаться меня. Не оставляйте ее, не ходите в «Арфу» или еще куда-нибудь. И если возможно, пусть никто не видит ни вас, ни лодку. Ночи в это время темные, и вы сможете приплыть незаметно. Но главное: никто не должен знать, что вы делаете или что я вам говорю. Мне нужна тайная услуга, о которой нельзя болтать.

— Могу я узнать, в чем она?

— Не сейчас; узнаете в должное время. Со мной будет еще один человек, может быть, двое, чтобы помогать в деле. От вас потребуется немного проворства, какое вы проявили в вечер субботы.

Нет необходимости подчеркивать последние слова, чтобы произвести впечатление на убийцу. Он слишком хорошо понимает намек и вздрагивает, словно его ужалила оса.

— Как? Где? — в смятении и страхе произносит он.

Вопросы задаются машинально. Бесполезно пытаться делать вид, что не понял. Но он получает ответ, холодный и сознательно четкий.