Томас Рид - Избранные произведения. Том III

Это новое показание поразило и заинтересовало присутствующих. Сам капитан никак не мог объяснить его; хотя теперь он знает, что это был голос Гвендолин Винн, возможно, ее последний в жизни возглас.

Он приказал лодочнику задержаться, и они по течению вернулись к тому месту, с которого виден летний домик, но в нем было темно и он казался пустым.

Потом он последовал в гостиницу и просидел остаток ночи, собираясь в путь и упаковывая вещи — все это как результат гневного расставания с невестой.

Утром он написал ей и приказал доставить письмо на почту; он знает, что это было сделано до того, как он уехал на вокзал.

— Пришло ли в Ллангоррен Корт письмо? — спрашивает коронер, отворачиваясь от свидетеля и ни к кому конкретно не обращаясь. — Я имею в виду письмо для мисс Винн, пришедшее после бала.

Присутствовавший дворецкий отвечает утвердительно, сказав:

— С тех пор пришло много писем для мисс Гвен, и до сих пор приходят с каждой почтой.

Хотя в Ллангоррен Корте есть — вернее, была — только одна мисс Гвен Винн, дворецкий и остальные слуги по привычке называют ее «мисс Гвен» и говорят о ней так, словно она еще жива.

— Ваша обязанность получать почту?

— Да, это мое дело.

— Что вы сделали с письмами, адресованными мисс Винн?

— Я отдал их Гиббонс, служанке мисс Гвен.

— Пригласите Гиббонс! — приказывает коронер.

Девушка приходит вторично — ее уже допрашивали, и она призналась в том, что нарушила свои обязанности.

Коронер продолжает:

— Мистер Уильямс дал вам письма для вашей покойной хозяйки. Что вы с ними сделали?

— Я отнесла их наверх, в комнату мисс Гвен.

— Они по-прежнему там?

— Да, на столике для одевания, где всегда лежат письма для нее.

— Будьте добры принесите их сюда. Принести все.

В расследовании наступает пауза, пока Гиббонс ходит за посмертной корреспонденцией своей госпожи; тем временем коронер шепотом обменивается с членами жюри вопросами и замечаниями. Все они связаны с обстоятельствами, которые кажутся странными: до сих пор ничего не было сказано об этих письмах; во всяком случае участникам расследования о них ничего не известно.

Однако они получают объяснение — причина очевидна и вполне понятна. Они видели, в каком состоянии находятся две леди: мисс Линтон почти вне себя, Элеанор Лиз не очень от нее отличается. В возбуждении, вызванном чрезвычайными обстоятельствами, никто из них не подумал о письмах; они совершенно забыли о них с того момента, как обнаружилось отсутствие Гвен за завтраком. Они могли вообще их не видеть, потому что Гиббонс сразу унесла их наверх. Все это обсуждается, пока девушка выполняет поручение.

Она отсутствует всего несколько секунд, тут же возвращается с подносом, на котором груда писем. Служанка в обычной манере передает их. Письма сосчитаны: их больше дюжины. Покойная леди вела обширную корреспонденцию. Она была всеобщей любимицей, не говоря уже о молодости, красоте и богатстве, у нее было множество подруг — близко и далеко; и, как подтвердил дворецкий, «письма приходят почти с каждой почтой». Впрочем происходит это только раз в день, потому что Ллангоррен лежит в стороне и доставка сюда осуществляется раз в сутки. Письма на подносе написаны женщинами, о чем свидетельствует аккуратный почерк, — за исключением двух, почерк на которых резче и грубей. В присутствии той, кому они адресованы, никто не решался распечатать корреспонденцию. Но теперь она мертва. Конверты один за другим вскрываются, и письма предъявляются жюри. Вначале просматриваются письма от женщин. Их не читают вслух, только проглядывают, чтобы убедиться, что в них ничего не связано с расследуемым делом. Все же на это требуется время; требовалось бы гораздо больше, если бы листочки были исписаны с начала до конца.

К счастью, лишь немногие из них так многословны; в большинстве записки о бале, поздравления с днем рождения, приглашения в гости, на обед и тому подобное.

Поняв, что они не имеют отношения к делу, члены жюри проглядывают их как можно быстрее и с нетерпением обращаются к двум письмам, написанным мужской рукой. Тем временем коронер их вскрыл и прочел про себя. Одно подписано ««Джордж Шенстон», другое — «Вивиан Райкрофт».

Никто из присутствующих не удивляется, услышав, что одно из писем написано Райкрофтом. Этого ожидали. Но никто не ждал письма от сына сэра Джорджа Шенстона. Однако молодой человек сам объясняет его происхождение, предоставив дальше говорить письму. Поскольку оба письма, несомненно, относятся к делу, коронер приказывает прочесть их вслух.

Случайно или нет, но первым зачитывается письмо Шенстона. Оно озаглавлено:

«Орместон Хилл, 4 часа утра. Apres le bal [206] После бала. (фр.) ».

Столь странно указанная дата как будто свидетельствует, что писавший находился в лучшем расположении духа, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах. Возможно, он еще верил, что дела его не бенадежны. То же самое можно ощутить в тоне письма, если не в содержании. А написано вот что:

«Дорогая Гвен! Я вернулся домой, но не могу лечь, не написав вам, чтобы сказать… Как ни опечален я тем, что вы мне сообщили, а я печален, Бог свидетель, если вы считаете, что я больше не должен у вас появляться — а на балу я заметил кое-что такое, что мешает мне так думать, — только скажите, и я исчезну. Малейшее ваше слово — для меня приказ. Тот, кто не надеется больше на вашу руку, всегда сохранит надежду и будет молиться за ваше счастье. Это

ваш преданный и почтительный Джордж Шенстон.

P.S. Не трудитесь писать мне. Я хотел бы получить ответ из ваших уст. И чтобы у вас была возможность дать мне его, я приеду в Корт после полудня. И тогда вы скажете мне, будет ли это моим последним посещением. Дж. Ш.»

Автор письма, присутствующий при чтении, ведет себя мужественно. Однако это тяжелое испытание: раскрыта тайна его любви, его сердце обнажено перед всем миром. Однако он слишком опечален и поэтому ничего не говорит, кроме нескольких слов в качестве объяснения в ответ на вопрос коронера.

Не делается комментариев и по поводу самого письма. Все слишком стремятся узнать содержание другого, на котором подпись человека, незнакомого большинству собравшихся.

На конверте адрес гостиницы, в которой этот человек прожил почти все лето, и дата — время отправления на час-два позже письма Шенстона. Несомненно, они писали свои письма почти одновременно, думая о той, которая никогда их не прочтет.

По настроению письмо очень отличается от предыдущего, письма такие же разные, как их авторы. Но письмо тоже продиктовано обстоятельствами. В письме Райкрофта говорится:

«Гвендолин, когда вы читаете эти строки, я нахожусь на пути в Лондон, где буду ждать вашего ответа — если вы сочтете, что нужно ответить. После такого расставания, возможно, и не сочтете. Когда вы с презрением бросили подарок любви, вы сообщили мне новость, очень горькую для меня: что никогда не воспринимали его серьезно и что тот, кто его подарил, вам безразличен. Это правда, Гвендолин? Если нет и если я вас обидел, да простит меня Господь. И я буду умолять вас о прощении, просить вас позволить мне снова одеть кольцо вам на палец. Но если это правда — а вам лучше знать, — возьмите его, я думаю, оно все еще лежит на полу, бросьте, бросьте в реку и забудьте того, кто вам его дал.