Томас Рид - Избранные произведения. Том III

— Да.

— В конце концов, — продолжает майор, — мне кажется, что время не так уж важно. Что касается девушки, то ее не собираются съесть. А что касается ваших дел, то они тоже могут подождать. Как вы сами говорите, след остыл; и несколько дней в ту или иную сторону не представляют разницы. К тому же оба следа, по которым мы идем, в конечном счете могут слиться. Я совсем не удивлюсь, если плененная девушка кое-что знает о другом деле. Может, именно по этой причине ее и заключили сюда на всю жизнь. В любом случае такое коварное похищение является косвенным свидетельством против того, кто его совершил. Значит, он и не на такое способен. Поэтому наша задача — освободить возлюбленную лодочника из монастыря, но самым надежным способом, и вернуть ее домой в Херефордшир.

— Это совершенно ясно. Но у вас есть идеи, как этого достичь?

— Есть. И не одна. Я надеюсь на успех.

— Отлично! Рад это слышать. На чем основана ваша надежда?

— На моей родственнице — сестре Кейт. Как я вам говорил, она любимица настоятельницы и допущена в святая святых монастыря. Если пользуясь такими привилегиями, она не сумеет поговорить с заключенными там, значит она утратила ум, который достался ей от матери. Не думаю, что она его утратила или притупила здесь, в Булони. Напротив, заострила в общении с этими святыми сестрами; и я нисколько не сомневаюсь, что она поможет нам осуществить наш маленький замысел.

— Довайте послушаем о нем, Магон.

— Кейт должна поговорить с английской девушкой; или по крайней мере передать ей записку. Это шаг к ее освобождению. Мы дадим ей знать, что друзья близко.

— Я вижу, что вы имеете в ивду, — отвечает капитан, затягиваясь сигарой. Майор продолжает сообщать подробности своего плана.

— Нам придется совершить небольшой взлом и похищение. Отплатим им их же монетой; или подорвем священника на его же петарде!

— Боюсь, это будет трудно.

— Конечно. И не только трудно, но и опасно. Скорее последнее, чем первое. Но это нужно сделать, в противном сулчае мы должны совсем отказаться.

— Ни за что, Магон! Какова бы ни была опасность, я готов рискнуть. И мы можем рассчитывать на Джека Уингейта. Он будет рад начать действовать.

— Ах! Его нетерпение может быть опасно. Но мы попробуем удерживать его. Я не вижу особых трудностей, если будем действовать быстро. К счастью, есть благоприятные для нас обстоятельства.

— Какие именно?

— Окно.

— Ага! Где?

— В монастыре, конечно. То, которое пропускает свет — немного, конечно, — в келью девушки. К счастью, моя сестра узнала, какое это окно, и видела его снаружи. Оно выходит на территорию, где отдыхают монашки; иногда туда допускают и школьниц. Кейт говорит, что окно высоко, но не выше верха стены сада. Так что лестница, по коротой мы переберемся через стену, поможет нам добраться и до окна. Больше сомнений мне внушают размеры самого окна. Кейт описывает его как очень маленькое, и посредине вертикальный стержень. Она считает — железный. Дерево или железо, его мы сможем убрать; но если херефордширский бекон сделал вашу фермерскую дочь слишком полной, чтобы пролезть в окно, тогда вместе с ней застрянем все мы трое. Мы должны установить это, прежде чем попытаемся ее вытащить. Судя по тому, что рассказала сестра, мне кажется, мы сможем увидеть окно с крепостной стены. В такой случае мы смогли бы произвести некоторые измерения и строить догадки на этом основании. А теперь, — продолжает майор, переходя к программе действий, — ваш уайский лодочник должен написать записку свой возлюбленной — я продиктую ее ему. Сестра передаст записку каким-нибудь способом.

— А что потом?

— Пока ничего. Но мы должны готовиться к свиданию, которое назначит лодочник в записке.

— Ее можно написать прямо сейчас, верно?

— Конечно. Я тоже об этом подумал. Чем быстрей, тем лучше. Позвать его?

— Делайте, как считаете нужым, майор. Я вам доверяю во всем.

Майор, встав, позвонил в колокольчик. В двери столовой показался Муртаг.

— Мурт, скажи твоему гостю на кухне, что мы хотим с ним поговорить.

Ирландец исчез, и вскоре на его месте появляется уайский лодочник.

— Заходите, Уингейт, — говорит капитан; Джек заходит и остается стоять, слушая, зачем его позвали.

— Писать умеете, Джек?

Вопрос задает Райкрофт.

— Ну, капитан, я не очень много пишу, но кое-что написать могу.

— Достаточно, чтобы Мэри Морган сумела прочесть, думаю.

— О, сэр, я так хочу, чтобы она получила мое письмо!

— Есть такая возможность. Я думаю, мы вам можем это пообещать. Если возьмете вот эту ручку и напишете то, что продиктует вам мой друг майор Магон, вероятно, записка скоро будет в ее руках.

Никогда не брали ручку так охотно, как хватает ее Джек Уингейт. Потом, сев за стол, как ему приказали, он ждет.

Майор, склонившись над ним, как будто думает о содержании записки. Но это не так. На самом деле он размышляет над астрономической проблемой. За ее решением он обращается к Райкрофту, спрашивая:

— Как сейчас луна?

— Луна?

— Да. В какой она четверти? Ни за что не могу вспомнить.

— Я тоже, — отвечает капитан. — Никогда ни о чем подобном не думал.

— Луна в последней четверти, — вставляет лодочник, привыкший наблюдать за ее переменами. — Если небо не затянуто тучами, она светит всю ночь.

— Вы правы, Джек! — говорит Райкрофт. — Теперь я и сам вспомнил.

— В таком случае, — добавляет майор, — мы должны ждать новолуния. Нам нужно, чтобы после полуночи было темно, иначе не сможем действовать. Посмотрим. Когда это будет?

— Через неделю, — быстро говорит лодочник. — Тогда она зайдет, как только сядет солнце.

— Подходит! — говорит майор. — Теперь за ручку!

Склонившись к столу и расстелив перед собой лист бумаги, Уингейт пишет под диктовку. Ни слова о любви. Но содержание записки внушает ему надежду, что вскоре он сможет прошептать эти слова на ухо своей возлюбленной Мэри!

— Когда кончится этот ужас? Только с моей жизнью? Неужели я всю жизнь проведу в этой жалкой келье? Я жила так счастливо, до этого самого счастливого дня, который так несчастно закончился! Я так любила, была так уверена в любви — ее награды казались мне обеспеченными — и все впустую — как жестоко кончились сладкие сны и светлые надежды! Не осталось ничего, кроме тьмы: в моем сердце, в этом мрачном месте, повсюду вокруг меня! О, какая это мука! Когда она кончится?

Так оплакивает свою судьбу английская девушка — все в том же монастыре, в той же келье. Однако сама она изменилась. Прошло всего несколько недель, но розы на ее щеках стали лилиями, губы побледнели, черты лица заострились, глаза впали, и в них всегда невыразимая печаль. Девушка похудела, хотя это скрывает просторное платье монашки: Soeur Marie теперь одевается в монашескую одежду, хотя и ненавидит ее, как свидетельствуют ее слова.