Томас Рид - Избранные произведения. Том III

— Хорошо, капитан. Тридцать лет уже я плаваю в этой полосе моря и знаю ее, я надеюсь. Вчера вечером, перед самым закатом солнца, я пошел на холм с подзорной трубой, которую вы мне дали, и знаете ли, что я увидел на северо-востоке? Гору, с которой знаком издавна, с ее снежной верхушкой, господствующей над всеми возвышенностями вокруг, гору, называемую Сармиенто.

— Возможно ли это? — воскликнул капитан, пораженный известием. — Сармиенто? Но тогда мы находимся, значит, куда южнее, чем предполагали. Этот наш островок лежит, значит, в так называемом Заливе Отчаяния.

— Именно у самого его устья, капитан, если я не ошибаюсь, а я уверен, что не ошибаюсь. Но ведь это уже кое-что, — знать приблизительно, где находишься. Для поисков же исчезнувшей лодки мы едва ли попали бы еще в более подходящий пункт, чем этот, оставляя в стороне, конечно, мысль о встрече лодки с туземцами.

— Почему вы так думаете? — спросил капитан.

— Потому что этот так называемый залив совсем не залив на самом деле, а водное ущелье, узкий пролив, хорошо известный китоловным судам, на которых я его два раза проплывал, и сообщающийся с большим проливом Дарвина, ведущим прямо в канал Бигль.

— Вы уверены, что это так? — спросил с оживлением капитан, хватая за руку старого плотника. — На всех картах Залив Отчаяния отмечен как морское пространство, не имеющее свободного выхода.

— Карты ошибаются, капитан, верьте старому матросу, хорошо знающему, о чем он говорит. Вы думаете, может быть, что составители карт часто бывали здесь? Они предоставляют эту заботу китоловным судам и охотникам на тюленя, часто скрывающим пути, которые открыли.

— Это правда, и если все действительно так, то нам нужно отправиться прямо на восток, в направлении к проливу Бигль, затем повернуть в сторону Бухты Успеха в проливе Лемера. Мы найдем там китоловные суда, так как это обычная их стоянка, и в состоянии будем исследовать всю береговую линию в поисках пропавшей лодки.

— Совершенно верно, капитан. И в этом заключается мой план.

— Если ваше мнение вполне обосновано, то куда лучше следовать ему, чем отправиться на север, к Магелланову проливу!

— В тысячу раз лучше! Чтобы попасть в Магелланов пролив, мы должны были вернуться опять в открытое море, вновь пройти «млечный путь» с его рифами, не говоря уже о том, что мы могли бы встретиться с такими препятствиями, как течения. Отправившись на восток, мы воспользуемся ветром, а также морским приливом и ни на одну минуту не потеряем берега из вида. Наше плавание будет такое же легкое, как по реке… Лишь бы только эти черти туземцы оставили нас в покое. Кроме того, пинка исчезла с наших глаз на юге; ее приходится искать в направлении отсюда к востоку, где она могла достигнуть берега скорее, чем на севере, и я знаю, капитан, что именно это томит вашу душу больше всего, хотя вы и не говорите об этом.

— Вы правы, Зигриф, сто раз правы. Нужно отправиться в направлении, которое вы указываете, и сейчас же, если точны ваши замечания. Впрочем, я немедленно это проверю, взобравшись на маленький пригорок. Гарри Честер, вы идете со мной?

— Почему бы не идти и нам? — спросила миссис Геней, имея в виду себя и дочь.

Бедная женщина испытывала непреодолимое желание находиться около своего мужа и не расставаться с ним даже на несколько часов. Она и сама, может быть, в глубине души питала надежду заметить вдали где-нибудь отставшую пинку, взобравшись на высокий холм на островке.

— Да, да, папа, возьми нас с собой! — умоляла мисс Мод, в свою очередь.

Капитан соображал, не слишком ли тяжело будет для дам дойти до верхушки холма, но в это время Зигриф, с обычной у него независимостью, вмешался в дело.

— Капитан может разрешить дамам сопровождать его. Четырехлетний ребенок доберется без особого утомления до вершины.

Услышав это уверение, миссис Геней и ее дочь присоединились к экспедиции. Большинство матросов также захотели участвовать в ней, и так как не было надобности оставлять их одних на берегу, капитан согласился, чтобы пошли с ним и они. Только повар Поллюкс заявил, что ему и здесь очень хорошо и что он решительно не желает сломать себе ногу, карабкаясь на гору.

— Я подожду вас здесь, — сказал он с улыбкой, показав свои белые зубы на черном как смоль лице, — и когда вы вернетесь, застанете готовый обед.

Это было самое ленивое существо в мире. Ему больше ничего не нужно было, лишь бы оставаться возле своей печки.

Восхождение на гору было вначале очень легкое и вполне подтверждало слова Зигрифа. Членам экспедиции приходилось только отстранять от себя пучки водорослей, чтобы свободно двигаться. Иногда их ноги погружались в болотистую почву, но только в этом и заключалось все затруднение. По мере того как они поднимались, трава сменяла водоросли, почва становилась суше, а потом все стали замечать животных, которых издали приняли за зайцев, тогда как это были пингвины, сновавшие сюда-туда и на своих лапках, и на крыльях. При воспоминании о вчерашней борьбе с ними взбиравшимся на гору приходила мысль о возможном нападении со стороны этих странных существ, но пингвинам, очевидно, достаточно было данного им урока, и они стремительно удалялись, завидев людей.

Показывались и другие птицы по мере подъема на гору, среди них — птица, похожая на буревестника, ростом с обыкновенного домашнего голубя с густо-синим, напоминающим аспидную доску оперением. Он кладет яйца не в песке, как пингвины, а в ущельях скал. Туземцы ловят их способом, напоминающим охоту на американского хорька. Они держат для этого сов, проникающих в гнезда буревестников. Завидев сову, буревестник старается быстро выпроводить незваную гостью, но тут охотник подстерегает хозяина гнезда, чтобы живо свернуть ему голову.

Скоро, однако же, все тяжелее становилось подниматься по горному склону, и гора уже мало похожа была на то, как Зигриф ее охарактеризовал. Дамы едва двигались; приходилось то поддерживать их, то переносить с холма на холм.

Овраг, тянувшийся с самой вершины горы, был особенно богат такими гладкими и скользкими местами, что почти невозможно было взбираться по ним. Можно было подумать, что целые тысячи школьников годами шлифовали, скользя, эти рытвины. Кто-то высказался, что это, вероятно, дело пингвинов, но Зигриф не согласился с этим мнением и заметил, что скорее тюлени могли сделать такой скат.

— Нельзя представить себе, на какую высоту эти животные взбираются, несмотря на всю их неповоротливость, — сказал он по этому поводу. — Для них величайшее удовольствие найти гору у морского берега, на которой они собираются погреться на солнце. Я буду удивлен, если мы не найдем на самой верхушке горы с полдюжины этих молодцов на траве.