Пэлем Вудхауз - Фамильная честь Вустеров. Радость поутру

– Очень приятно, сэр, – отозвался Дживс.

Мы с Дживсом спустились на пол, и я шагнул к старому другу, протянув руку.

– Ну, здорово, Пинкер.

– Привет, Берти.

– Сколько лет, сколько зим.

– Да уж, давненько не виделись.

– Ты, говорят, священником стал.

– Верно.

– Как прихожане?

– Отлично, спасибо.

Наступила пауза, и я подумал, хорошо бы расспросить его об однокашниках – кого он видел в последнее время, о ком что слышал, – словом, как обычно при встрече двух друзей после долгой разлуки, когда говорить особенно не о чем, но мне помешала Стиффи. Она ворковала над каской, как мать у колыбели спящего младенца, но тут вдруг возьми да и надень каску на себя, и при этом громко рассмеялась, а Линкеру это было как нож в сердце, он снова ужаснулся тому, что содеял. Вы наверняка слышали выражение: «Несчастный слишком хорошо знал, что его ждет». Так вот, это сейчас в полной мере относилось к Гарольду Линкеру. Он прянул, как испуганный конь, налетел на еще один столик, шагнул заплетающимися ногами к креслу, опрокинул его, потом поднял, поставил, сел в него и закрыл лицо руками.

– Если об этом узнает младший класс воскресной школы! – простонал он, дрожа всем телом.

Я хорошо понимал друга. Человек в его положении должен вести себя очень осмотрительно. Прихожане ожидают от священника ревностного исполнения своих обязанностей. Они представляют его себе пастырем, который читает проповеди о разных там хеттеях, аморреях и как они еще называются, возвращает мудрым словом на путь истинный грешника, кормит супом болящих, поправляет им подушки, ну и все прочее. Когда же они обнаружат, что он стащил у полицейского каску, они изумленно посмотрят друг на друга с осуждением в глазах и спросят, достоин ли этот человек выполнять столь высокую миссию. Вот что тревожило Линкера и не позволяло быть прежним жизнерадостным священником, который так весело смеялся на последнем празднике в воскресной школе, что все до сих пор не могут его забыть.

Стиффи захотела приободрить возлюбленного.

– Прости меня, милый. Если ее вид тебя расстраивает, лучше я ее уберу. – Она подошла к комоду и засунула каску в ящик. – Только я не понимаю, почему ты расстраиваешься. Мне кажется, ты должен радоваться и гордиться. А теперь расскажи мне все.

– Пожалуйста, – поддержал ее я. – Хочется узнать из первых рук.

– Ты крался за ним, как тигр? – спросила Стиффи.

– Конечно, крался, – с укоризной подтвердил я. До чего глупая девица! – Неужели вы допускаете мысль, что он мог подбежать открыто, ни от кого не таясь? Нет, он неотступно полз за ним, как змея, и когда тот сел отдохнуть возле перелаза у изгороди или где-нибудь еще и, ни о чем не подозревая, закурил трубочку, Линкер и осуществил свой план, так ведь?

Гарольд Линкер сидел, уставясь в пустоту, и на его лице было все то же мрачное, тревожное выражение.

– Не садился он отдыхать у перелаза. Он стоял, опершись о перила. Когда ты ушла от меня, Стиффи, я решил прогуляться и все обдумать, прошел по полю Планкетта и хотел перейти на соседнее, как вдруг увидел впереди какую-то темную фигуру, это был он.

Я кивнул. Как ясно я представлял себе эту сцену!

– Надеюсь, – сказал я, – ты вспомнил, что сначала надо сбить каску на лицо, а потом рвануть вверх?

– Ничего этого не понадобилось. Каска была не на голове. Он снял ее и положил на траву. Я подкрался и схватил ее.

Я строго посмотрел на него.

– Как же так, Линкер, ты нарушил правила игры.

– Ничего он не нарушал, – пылко возразила Стиффи. – Я считаю, он проявил величайшую ловкость.

Я не мог отступить со своих позиций. У нас в «Трутнях» очень строгие взгляды на этот счет.

– Разработаны специальные приемы, чтобы похищать у полицейских каски. Ты их не применял, – решительно стоял на своем я.

– Это совершеннейшая чепуха, – отмахнулась от меня Стиффи. – Любимый, ты был изумителен.

Я пожал плечами.

– Что вы скажете по этому поводу, Дживс?

– Думаю, мне не стоит высказывать свое мнение, сэр.

– Правильно, не стоит, – подхватила Стиффи. – И вам, Берти Вустер, не стоит, никого ваше мнение не интересует. И вообще, что вы о себе воображаете? – Она все больше распалялась. – Никто вас не звал, а вы заявились в спальню к девушке и поучаете, как можно похищать каски, а как нельзя. Вы сами не скажешь чтоб проявили чудеса ловкости в этом искусстве, иначе бы вас не арестовали и не привели утром на Бошер-стрит, где вам пришлось пресмыкаться перед дядей Уоткином в надежде отделаться всего лишь штрафом.

– Я вовсе не пресмыкался перед старым бандитом, – возмутился я. – Я держался спокойно и с большим достоинством, как вождь краснокожих на костре. Что до моей надежды отделаться штрафом…

Стиффи не желала ничего слушать.

– Я просто хотел сказать, что приговор ошарашил меня. Я был убежден, что довольно простого замечания. Но все это к делу не относится, важно другое: Линкер в эпизоде с полицейским действовал вопреки правилам. Это так же безнравственно, как стрелять в сидящую птицу. И я не могу изменить своего мнения.

– Я тоже не могу изменить своего мнения, что вам нечего делать в моей спальне. Зачем вы здесь торчите?

– Да, я тоже удивился, – сказал Линкер, впервые затронув эту тему. Конечно, я понимал, что у него есть все основания недоумевать, почему он застал такое сборище в спальне, где обитает одна только его возлюбленная.

Я сурово посмотрел на нее.

– Вы отлично знаете, почему я здесь. Я вам объяснил. Я пришел сюда, чтобы…

– Ах да, конечно. Дорогой, Берти пришел ко мне за книгой. Но боюсь… – тут она вонзила в мои глаза холодный зловещий взгляд, – боюсь, я пока не могу дать ему ее. Я еще сама не дочитала. Кстати, дорогой, – продолжала она, не выпуская из меня цепкого хищного взгляда, – Берти сказал, что будет счастлив помочь нам в нашем плане с серебряной коровой.

– Дружище, неужели ты согласен? – радостно встрепенулся Линкер.

– Конечно, согласен, – сказала Стиффи. – Он только сейчас говорил мне, какое удовольствие это ему доставит.

– Ты не против, если я расквашу тебе нос?

– Конечно, он не против.

– Понимаешь, я должен быть в крови. Кровь – это главное.

– Ну конечно же, конечно, – нетерпеливо подхватила Стиффи. Казалось, она торопится завершить сцену. – Он все понимает.

– Берти, а когда ты сочтешь возможным провести операцию?

– Он сочтет возможным провести ее сегодня, – ответила за меня Стиффи. – Нет никакого смысла откладывать. Жди ровно в полночь на веранде, мой любимый. К тому времени все уже будут спать. Берти, вам удобно в полночь? Да, Берти говорит, что это идеальное время. А теперь, ненаглядный, тебе пора. Если кто-нибудь случайно зайдет и увидит тебя здесь, он может удивиться. Спокойной ночи, любимый.