Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад (сборник)

– Почему ты на меня так смотришь?

– Я думаю о том, как мне жаль доктора Крэвена.

– И мне его жаль, – сказал Колин спокойно, но не без некоторого удовольствия, – ведь он теперь не получит Миссельтуэйта, потому что я не умру.

– Конечно, мне и поэтому жаль его, – сказала Мери, – но я думала о том, как, должно быть, противно быть целых десять лет вежливым с таким мальчиком, который всегда груб. Я бы этого никогда не сделала!

– Разве я груб? – невозмутимо спросил Колин.

– Если бы ты был его сын и он умел бы драться, он бы побил тебя, – сказала Мери.

– Но он не смеет, – ответил Колин.

– Да, не смеет, – ответила Мери, беспристрастно обсуждая вопрос. – Никто никогда не смел сделать ничего такого, что тебе не нравится, потому что ты собирался умирать… Ты был такой жалкий.

– Но теперь я уже не буду жалкий, – упрямо заявил Колин. – Я не позволю людям думать, что я жалкий! Ведь я сегодня днем сам стоял на ногах!

– Ты всегда делал все по-своему, и оттого ты такой странный, – продолжала Мери, как бы думая вслух.

Колин обернулся к ней и нахмурился.

– Разве я странный? – спросил он.

– Конечно, – ответила Мери, – очень странный. Но ты не сердись, – добавила она спокойно, – потому что и я тоже странная, и старый Бен тоже. Но я теперь не такая странная, как была прежде, когда я еще не умела любить людей… и прежде, чем я нашла сад.

– Я не хочу быть странным, – сказал Колин. – И не буду, – добавил он, нахмурившись, решительным тоном.

Колин был очень гордый мальчик. Он некоторое время лежал молча, думая о чем-то, и потом Мери увидела, как на лице его появилась милая улыбка, преобразившая все его лицо.

– Я больше не буду такой странный, – сказал он, – если буду ходить каждый день в сад. Там есть что-то волшебное… хорошее, понимаешь? Я уверен, что есть!

– И я тоже, – сказала Мери.

– Знаешь, если даже там не настоящая волшебная сила, – сказал Колин, – то мы можем… вообразить… будто она там есть… Что-то такое есть там?

– Это волшебная сила, – сказала Мери, – но не злая…

С тех пор они стали называть это волшебной силой; и казалось, что произошло действительно нечто волшебное в это удивительное, лучезарное, чудесное лето! Что за перемены произошли в саду! Сначала казалось, что маленькие зеленые острия никогда не перестанут пробиваться вверх из земли, из травы на грядках, даже из щелей в стенах. Потом на зелени стали показываться почки; почки начали развертываться, и показались разные цветы: все оттенки голубого, все оттенки пурпурового, все переливы малинового. Ирисы и белые лилии целыми снопами подымались из травы, а зеленые альковы были полны синих и белых колокольчиков и голубков.

– Она их очень любила, – говорил Бен Уэтерстафф. – Она любила все, что тянется к голубому небу, как она сама говорила. Она и землей не пренебрегала, она любила ее, но она, бывало, говорит, что голубое небо всегда такое радостное.

Семена, которые посеяли Дикон и Мери, росли, как будто за ними ухаживали феи. Атласные цветы мака всевозможных цветов покачивались от ветра; а розы – розы были повсюду. Они подымались из травы, опутывали солнечные часы, обвивали стволы деревьев, свисали с их ветвей, вились длинными гирляндами по стенам, спускаясь вниз целыми каскадами; они оживали с каждым днем, с каждым часом.

Все это Колин видел, замечая каждую происходившую перемену. Его вывозили каждое утро, и он целые дни проводил в саду, когда только не было дождя. Даже серые дни нравились ему. Он лежал на траве и «следил, как все растет», как он сам выражался. Он утверждал, что если следить долго, то можно было видеть, как распускаются почки; кроме того, можно было познакомиться с странными хлопотливыми насекомыми, которые бегали, занятые какими-то неизвестными, но, очевидно, важными делами, иногда таща крохотные кусочки соломы, перышки, корм или взбираясь на какую-нибудь былинку, как будто на дерево, с верхушки которого можно было обозреть местность. Однажды Колин целое утро был занят тем, что следил за кротом, который рылся у выхода своей норы, взрывая кучки земли, и, наконец, выбрался на поверхность при помощи своих лапок, похожих на руки эльфа. Жизнь и обычаи муравьев, жуков, пчел, лягушек, птиц и растений открывали пред ним новый, неисследованный мир, а когда Дикон, вдобавок ко всему этому, рассказал ему еще о жизни лисиц, белок, хорьков, барсуков, форелей, ему всегда теперь было о чем поговорить и о чем подумать.

Но это была только половина того, что сделала «волшебная сила». Тот факт, что Колин однажды сам стоял на ногах, заставил его сильно призадуматься, и когда Мери сказала ему, что она пустила в ход чары, он очень заинтересовался и одобрил это. Потом он постоянно говорил обо всем этом.

– Конечно, на свете, должно быть, много этой волшебной силы, – глубокомысленно сказал он однажды, – только люди не знают, что это такое и как ее употреблять. Может быть, начинать надо так: надо говорить, что случится что-нибудь хорошее, до тех пор, пока не сделаешь так, что оно случится на самом деле. Я попробую провести опыт.

На следующее утро, как только дети пришли в сад, Колин сейчас же послал за Беном. Бен скоро пришел и застал раджу стоящим под деревом, с очень гордым видом, но и с милой улыбкой на лице.

– Доброе утро, Бен Уэтерстафф, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты, и Мери, и Дикон стали рядом и выслушали меня, потому что я хочу сказать вам нечто очень важное.

– Слушаю, сэр! – ответил Бен, дотронувшись рукою до лба. (Когда-то, мальчиком, он убежал из дому, поступил на корабль и много путешествовал, поэтому умел отвечать как матрос.)

– Я собираюсь сделать научный опыт, – пояснил раджа. – Когда я вырасту большой, я буду ученый и сделаю важные открытия; и я хочу начать теперь с этого опыта.

– Слушаю, сэр! – быстро ответил Бен, хотя в первый раз в жизни слышал о научных открытиях.

Мэри тоже в первый раз в жизни слышала об этом, но сразу же начала догадываться, что, несмотря на свои странности, Колин читал об очень многих удивительных вещах и потому умел говорить очень убедительно. Когда он подымал голову и устремлял на вас свои удивительные глаза, вы точно против воли начинали верить ему, хотя ему шел всего одиннадцатый год. В эту минуту он говорил особенно убедительно, потому что вдруг почувствовал прелесть того, что произносит речь, «как большой».

– Важные научные открытия, которые я сделаю, – продолжал он, – будут касаться волшебной силы. Волшебство – это великая вещь, про которую знает очень мало людей, да и те из старинных книжек; Мэри тоже знает немножко, потому что она родилась в Индии, где есть факиры. Я думаю, что Дикон тоже обладает волшебной силой, хотя сам не знает этого. Он привораживает животных и людей. Я никогда не позволил бы ему прийти ко мне, если бы он не был чародей, который привораживает животных… и мальчиков, потому что мальчик – животное. Я уверен, что волшебная сила есть во всем, но только мы все недостаточно умны, чтобы покорить ее и заставить служить нам, как электричество, и лошадь, и пар.