Франц Кафка - Пропавший без вести

Едва он – в два прыжка – туда влетел (о том, что кто-то его позвал, он, конечно, мгновенно забыл, тем более что теперь мощно, со свежими силами засвистел и второй полицейский, отчего случайные прохожие вдалеке, казалось, поспешно ускорили шаги), как вдруг из маленькой двери какого-то дома высунулась рука, сгребла Карла в охапку и со словами «Только тихо!» втолкнула в темный подъезд. Это был Деламарш – взмыленный, весь мокрый от пота, с налипшими на лоб и затылок волосами. Халат он держал под мышкой, сам был в одних кальсонах и в рубашке. Дверь, которая, как оказалось, вела даже не в подъезд, а в какой-то черный ход, он тут же захлопнул и запер.

– Сейчас, – выдохнул он, откидывая голову к стене и переводя дух. Карл, почти повиснув у него на руках, в полубеспамятстве уткнулся лицом ему в грудь. – Во бегут, голубчики! – сказал Деламарш, пальцем указывая на дверь и внимательно прислушиваясь. Полицейские действительно пробежали мимо – их тяжелый топот отозвался в тишине переулка грозным звяканьем стали о брусчатку. – Э-э, да ты совсем выдохся, – заметил Деламарш, глянув на Карла, который все еще жадно хватал ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова.

Он бережно усадил Карла на пол, сам опустился рядом на колени и даже стал гладить Карла по лбу, озабоченно заглядывая ему в глаза.

– Теперь вроде уже ничего, – произнес наконец Карл, тяжело поднимаясь на ноги.

– Тогда пошли, – сказал Деламарш. Он уже снова был в халате и слегка подталкивал Карла в спину – от слабости тот не мог даже голову поднять. Время от времени Деламарш его встряхивал, стараясь взбодрить. – С чего тебе уставать? – рассуждал он на ходу. – Гони по прямой, как конь по степи, не то что я – шмыгай по этим чертовым подворотням. Но ничего, я тоже бегун что надо! – В приливе гордости он с силой хлопнул Карла по спине. – Иногда полезно побегать наперегонки с легавыми.

– Да я еще раньше усталый был, до того, как побежал, – сказал Карл.

– Не умеешь бегать – нечего и оправдываться, – отрезал Деламарш. – Если бы не я, тебя давно бы сцапали.

– Наверно, – согласился Карл. – Я вам очень обязан.

– Да уж не сомневаюсь, – обронил Деламарш.

Шли они какими-то задами по узкому длинному проходу, вымощенному гладким темным камнем. По сторонам, то слева, то справа, открывался то проем черной лестницы, то щель между домами. Взрослых почти не видно, одни дети, играющие на голых лестничных ступеньках. В одном месте, прижавшись к перилам, горько плакала маленькая девчушка, – все ее личико влажно поблескивало от слез. Едва завидев Деламарша, она ойкнула и, в ужасе раскрыв ротик и беспрерывно оглядываясь, опрометью кинулась наверх и лишь там, на площадке, слегка успокоилась, убедившись, что никто за ней не гонится и, похоже, не намерен гнаться.

– Я ее сшиб только что, – сказал Деламарш с усмешкой и погрозил девчушке кулаком, на что та с испуганным воплем кинулась бежать еще выше.

И дворы, которыми они шли, тоже были почти безлюдны. Лишь тут и там попадался навстречу то рабочий, толкавший перед собой двухколесную тачку, то женщина у колонки набирала воды в ведро, почтальон мерным шагом пересекал двор, старик с седыми усами, скрестив ноги, отдыхал на лавочке возле застекленной двери, попыхивая трубкой, перед каким-то складом разгружали ящики, лошади, наслаждаясь передышкой, лениво поводили головами, а приказчик в рабочем халате с накладной в руках наблюдал за ходом работ; в какой-то конторе было распахнуто окно, там за пультом сидел чиновник и, отвернувшись от своей писанины, в задумчивости смотрел во двор, взгляд его безразлично скользнул по проходившим мимо Карлу и Деламаршу.

– Место тут спокойное, тише не придумаешь, – сказал Деламарш. – Вечером, правда, иногда бывает шумно, зато днем – мертвая тишина.

Карл кивнул, ему-то казалось, что здесь слишком тихо.

– Я бы просто не мог жить где-то в другом месте, – продолжал Деламарш, – ведь Брунельда не выносит ни малейшего шума. Ты не знаешь Брунельду? Сейчас увидишь. Так что рекомендую тебе вести себя как можно тише.

Когда они подошли к подъезду дома, где жил Деламарш, автомобиля там уже не было, а парень с провалившимся носом, не выказав при виде Карла ни малейшего удивления, доложил, что отнес Робинсона наверх. Деламарш на это только кивнул, словно парень его слуга, выполнивший свою повседневную обязанность, и потащил Карла, который было заколебался, оглядываясь на залитую солнцем улицу, за собой по лестнице.

– Сейчас придем, – повторял Деламарш несколько раз, пока они взбирались наверх, но предсказание это все никак не сбывалось, ибо за каждым поворотом или даже незначительным изгибом лестницы открывался очередной, новый ряд ступенек. Однажды Карл даже остановился – не столько от усталости, сколько от беззащитного изумления перед этой нескончаемой лестницей.

– Да, живем мы высоко, – пояснил Деламарш, когда они двинулись дальше. – Но в этом есть и свои выгоды. Из дому выходишь редко, дома целый день в халате, нет, у нас очень уютно. И гости на такую верхотуру уж точно не доберутся.

«Какие уж тут гости!» – подумал Карл.

Наконец показалась площадка, на которой перед закрытой дверью сидел Робинсон, – они пришли; причем выяснилось, что это еще вовсе не последний этаж – лестница ползла дальше вверх и терялась в полумраке, где ничто не предвещало скорого ее окончания.

– Я так и думал, – тихо, словно все еще превозмогая боли, сказал Робинсон. – Я знал: Деламарш его приведет! Росман, что бы ты делал без Деламарша?!

Робинсон, в одном исподнем, без особого успеха пытался закутаться в небольшое одеяльце, на котором его вынесли из отеля «Оксиденталь», – было совершенно непонятно, почему он не заходит в квартиру, предпочитая оставаться здесь и смешить своим видом жильцов дома, которые, надо полагать, все же изредка ходят по этой лестнице.

– Спит? – спросил Деламарш.

– По-моему, нет, – ответил Робинсон, – но я решил лучше дождаться тебя.

– Сперва надо взглянуть, спит она или нет, – пробормотал Деламарш, наклоняясь к замочной скважине. Прильнув к ней, он долго что-то высматривал, вертя головой то так, то этак, потом наконец распрямился и произнес: – Не видно толком, штора опущена. Она на кушетке сидит, но может, и спит.

– Она что, больна? – посочувствовал Карл, желая помочь, поскольку Деламарш явно пребывал в растерянности.

Но тот в ответ только резко переспросил:

– Больна?

– Он же ее не знает, – вступился Робинсон, как бы извиняясь за Карла.

Одна из дверей в глубине коридора распахнулась, оттуда вышли две женщины и, вытирая руки о передники, с любопытством уставились на Деламарша и Робинсона, видимо, явно над ними потешаясь. Из другой двери выпорхнула совсем юная девушка с ослепительными белокурыми волосами и кокетливо пристроилась к соседкам, взяв их под руки.