Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки (сборник)

Думаю, разница между нами в том, что Мэри знает – она будет жить вечно, из одной жизни она шагнет в другую с той же легкостью, с которой переходит от сна к пробуждению. Она знает это всем телом, всем своим существом и думает об этом не больше, чем о том, как дышать. И поэтому у нее есть время на сон и отдых, время на то, чтобы ненадолго прервать свое существование.

Что же касается меня, то я интуитивно чую: однажды, рано или поздно, моя жизнь закончится. И я изо всех сил борюсь со сном, взываю к нему и даже порой заманиваю. Сплю я с чувством щемящей тоски, в яростных муках. Мне это известно, потому что в момент пробуждения я все еще ощущаю сокрушительный удар. Заснув, я не отдыхаю вовсе. Мои сны – продолжение дневных тревог, доведенных до абсурда, они похожи на маленьких человечков, пляшущих в масках рогатых зверей.

По времени я сплю гораздо меньше, чем Мэри. Она говорит, что иначе не высыпается, и я соглашаюсь, что мне столько сна не надо, однако сам в это не верю. Тело накапливает огромное количество энергии, получая ее из пищи. Можно использовать ее быстро, как дети, съедающие все конфеты за один присест, можно тратить ее понемногу. Всегда найдется маленькая девочка, которая отложит часть конфет на потом и будет лакомиться ими, когда у торопливых обжор уже ничего не останется. Думаю, Мэри проживет гораздо дольше меня. Она копит жизненные силы на потом. Если подумать, многие женщины живут гораздо дольше мужчин.

Великая Пятница всегда рвала мне душу. Даже в детстве в глубокую печаль меня повергали не муки распятого Христа, а его страшное одиночество. Навеянная Матфеем печаль так меня и не покинула, я все еще помню отрывистый, напряженный голос моей двоюродной бабушки Деборы, жившей в Новой Англии.

В этом году стало еще хуже. Мы примеряем историю на себя, отождествляем себя с ней. Сегодня Марулло вздумалось меня поучать, и впервые я понял сущность торговли. Сразу после этого мне впервые предложили взятку. Как ни странно – в мои-то годы, – прежде такого не случалось. Я должен как следует поразмыслить о Марджи Янг-Хант. Подлая она или нет? Какова ее цель? Насколько я понял, она что-то мне пообещала и чем-то пригрозила, если я откажусь это принять. Способен ли мужчина продумать свою жизнь до конца или должен просто плыть по течению?

Столько ночей я лежал без сна, слушая тихое мурлыканье Мэри, спящей рядом со мной! Если долго вглядываться в темноту, перед глазами замелькают красные точки и время покажется бесконечным. Мэри так любит спать, что я стараюсь беречь ее сон, даже когда кожа зудит от желания встать и уйти. Если я покину кровать, жена проснется. Она чувствует мое отсутствие. Единственный раз бессонница у Мэри случилась во время болезни, поэтому она считает, что я нездоров.

Сегодня ночью я не мог больше лежать и решил прогуляться. Дыхание Мэри было ровным и мурлыкающим, на губах играла античная улыбка. Вероятно, жене снилась ожидавшая нас удача и деньги, которые я вот-вот наживу. Мэри хочет, чтобы ей было чем гордиться.

Почему-то некоторые считают, что как следует все обдумать можно лишь в специальном месте. У меня такое есть, да и всегда было, только я хожу туда не просто подумать, а прочувствовать, пережить заново и извлечь из глубин памяти. Это мой островок безопасности, который должен быть у каждого, хотя редко кто в таком признается. Спящего часто будит затаенное, тихое движение, а обычное размеренное действие его сну ничуть не мешает. Еще я уверен, что душа спящего блуждает по мыслям других людей. Поэтому я убедил себя, что скоро мне понадобится в туалет, дождался позыва, встал и вышел. После ванной я тихо спустился по лестнице, неся вещи в охапке, и оделся на кухне.

Мэри утверждает, что я разделяю с другими людьми их воображаемые беды, которых нет и в помине. Возможно, она права, однако я представил сценку в тускло освещенной кухне: Мэри просыпается и ищет меня по всему дому с выражением беспокойства на лице. Я черкнул записку на листке из блокнота: «Дорогая, мне не спится. Ушел погулять. Скоро вернусь». Вроде я оставил ее прямо по центру стола, чтобы включивший свет увидел записку в первую очередь.

Потом я приоткрыл заднюю дверь и вдохнул ночной воздух. Было прохладно, пахло изморозью. Я закутался в теплое пальто и натянул вязаную матросскую шапку на уши. На кухне заурчали электронные часы. Без четверти три. Я провалялся в кровати без сна, разглядывая красные точки, с одиннадцати часов.

Наш Нью-Бэйтаун – красивый старинный городок. Его первыми поселенцами, моими предками, стали сыны тех неугомонных, задиристых и алчных моряков, которые при Елизавете были головной болью всей Европы, при Кромвеле захватили Вест-Индию, по возвращении Карла II Стюарта получили каперские грамоты и осели на севере побережья. Они успешно совмещали пиратство и пуританство, которые не так уж и отличаются друг от друга, если вдуматься. Приверженцы обеих групп терпеть не могут своих противников и неровно дышат к чужой собственности. Смешавшись, они породили на редкость строптивое и живучее племя. Я узнал об этом благодаря отцу. Он чересчур высоко чтил память своих славных предков, что обычно присуще тем потомкам, кто не унаследовал от них практически никаких выдающихся качеств. Мой отец был великодушный, хорошо образованный, опрометчивый, иногда гениальный дурак. Он собственноручно потерял землю, деньги, престиж и будущее; фактически, он потерял все, чего поколения Алленов и Хоули добились за пару сотен лет, утратил все, кроме имени, а ничто иное его и не занимало. Отец давал мне так называемые «уроки наследия предков». Поэтому я столько знаю о наших стариках. Вероятно, по той же причине я работаю продавцом в сицилийском продуктовом магазине, расположенном в квартале, некогда принадлежавшем семейству Хоули. Хотел бы я не принимать это к сердцу, но ничего не могу с собой поделать. Ведь нашу семью сгубили вовсе не депрессия и не тяжелые времена.

А началось все с мысли о том, что Нью-Бэйтаун – красивый городок. На Вязовой улице я свернул вправо, а не влево, и быстро дошел до кривой улочки Порлок, параллельной Главной. Коротышка Вилли, наш толстый полисмен, обычно дремлет в патрульной машине на Главной улице, а мне не хотелось проходить мимо него в ночное время. «Почему не спишь, Ит? Нашел себе милашку или еще что?» Коротышка Вилли на посту скучает и любит поболтать, потом же любит передать другому то, что услышал от тебя. От его одиночества в городке частенько происходят мелкие, зато на редкость неприятные скандалы. Днем дежурит полисмен Стоунуолл Джексон Смит. Это вовсе не прозвище. Его назвали в честь президента Эндрю Джексона – Твердокаменного Джексона, и благодаря этому его не спутаешь с прочими Смитами. Не знаю, почему городские полицейские являют друг другу полную противоположность, но это факт. Стоуни Смит ни за что не расколется, какой сегодня день недели, разве что под присягой. Шеф полиции Смит отдается работе без остатка, изучает передовые методы и прошел стажировку в ФБР в Вашингтоне. Думаю, он образцовый полицейский – высокий, сдержанный, с металлическим блеском в глазах. Если вы задумали преступление, то нашему шефу полиции лучше не попадаться.