Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки (сборник)

– Ты рассказал ему про гадание?

– Разумеется, нет, дорогая. Наверное, он догадался сам. – Потом я посерьезнел. – Послушай, ватрушечка, неужели ты думаешь, что у меня ум великого дельца?

– В каком смысле? – Мэри пора было переворачивать блинчик, но она отвлеклась на меня.

– Мистер Бейкер думает, что мне следует пустить в оборот наследство твоего брата.

– Ну, уж если мистер Бейкер…

– Погоди! Я не хочу. Ведь это твои деньги, твоя гарантия на будущее.

– Разве мистер Бейкер не разбирается в этом лучше тебя, дорогой?

– Не уверен. Знаю лишь, что мой отец ему доверял. В результате я работаю на Марулло.

– И все же мистер Бейкер…

– Милая, ты согласна следовать моим указаниям?

– Да, конечно…

– Во всем?

– Опять дурачишься?

– Напротив, я серьезен. Можно сказать – смертельно серьезен.

– Я тебе верю. Однако сомневаться в мистере Бейкере нельзя. Он же…

– Он же мистер Бейкер. Послушаем, что он скажет, и тогда… И все же я хочу, чтобы деньги по-прежнему оставались в банке.

Аллен влетел в заднюю дверь, будто камень из пращи.

– Марулло! – воскликнул он. – Снаружи мистер Марулло! Хочет тебя видеть!

– Что ему надо? – удивилась Мэри.

– Пригласи его в дом.

– Пригласил. Он хочет, чтобы ты к нему вышел.

– Итан, в чем дело? Ты не можешь идти на улицу в таком виде! Сегодня же Пасха!

– Аллен, скажи мистеру Марулло, что я не одет. Пусть зайдет попозже. Если спешит, пусть зайдет с парадного входа, и я с ним поговорю.

Аллен выбежал.

– Не знаю, чего ему нужно. Может, магазин ограбили.

Аллен влетел в дом.

– Сейчас зайдет с парадного.

– Дорогой, не дай ему испортить тебе завтрак, слышишь?

Я прошел сквозь дом и открыл парадную дверь. Марулло стоял на крыльце, разодетый для пасхальной службы – черный шерстяной костюм, толстая золотая цепь для часов. В руке он держал черную же шляпу и нервно улыбался, будто уличный пес, который боится, что его не пустят в дом.

– Входи.

– Нет, – отказался он. – Я на пару слов. Слышал, тот парень предлагал тебе на лапу.

– Да ну?

– Слышал, ты его вышвырнул вон.

– Кто тебе рассказал?

– Не скажу. – Он снова улыбнулся.

– Ну, и что? Думаешь, надо было согласиться?

Марулло шагнул вперед и пожал мне руку, дважды подняв и опустив ее очень церемонно.

– Ты хороший парень! – заявил он.

– Может, он мало предложил.

– Смеешься? Ты хороший парень. Вот и все. Ты хороший парень! – Он сунул руку в топорщившийся боковой карман и извлек пакет. – Вот, бери!

Марулло похлопал меня по плечу, засмущался и ретировался; короткие ножки унесли его прочь, толстая шея, выпиравшая над кипельно-белым воротничком, побагровела.

– В чем дело?

Я заглянул в пакет – цветные леденцы в виде пасхальных яиц. В магазине стоит большая квадратная банка с такими конфетами.

– Принес детям подарок, – ответил я.

– Марулло – принес подарок?! Поверить не могу.

– Тем не менее принес.

– Почему? Совсем на него не похоже.

– Видимо, он меня просто любит.

– Может, я не все знаю?

– Утиный цветочек, мы с тобой не знаем миллионов восемь разных штук! – Дети ошарашенно замерли на пороге задней двери. Я протянул им пакет. – Вам подарок от почитателя. До завтрака не сильно увлекайтесь!

Одеваясь к службе, Мэри проговорила:

– Хотела бы я знать, что это было.

– Ты про Марулло? Признаюсь, дорогая, я и сам хотел бы знать.

– Пакет дешевых леденцов…

– А тебе не кажется, что все ясно как божий день?

– Не понимаю.

– Жена у него умерла, детей нет. Подружки тоже. Он стареет. Возможно… вдруг ему просто одиноко?

– Никогда он к нам не приходил. Пока ему одиноко, попроси-ка его о прибавке! Навестил он не мистера Бейкера, а именно тебя.

Я принарядился, что луг по весне, – добротный темный костюм (мой Похоронный Черный), сорочка с воротничком, таким белым, что солнечные лучи отражались под прямым углом, возвращаясь обратно к светилу, небесно-голубой галстук в мелкий горошек.

Неужели миссис Марджи Янг-Хант сподобилась наслать бурю? Иначе откуда узнал Марулло? Вариант только один: мистер Шельмец рассказал миссис Янг-Хант, она – Марулло. Марджи я не доверяю, с чем себя и поздравляю. Кто же знает почему? Ну, никак я не пойму. С этой песенкой в голове я отправился в сад за белым цветком в петличку – в честь Пасхи. В углу между фундаментом и дверью в подвал есть защищенное от ветра местечко, где земля прогревается от домового котла и ловит каждый лучик зимнего солнца. Там растут белые фиалки, принесенные мною с кладбища, где они разрослись по могилам моих предков. Я сорвал три крошечных цветка с львиными мордочками для себя и собрал ровно дюжину для моей любимой, окружил букетик бледными листочками и крепко обернул фольгой, припасенной с кухни.

– Ах, как мило! – воскликнула Мэри. – Сейчас найду булавку и приколю.

– Самые первые цветы в этом году, моя сливочная курятинка. Я твой раб! Христос воскрес! Мир снова в порядке!

– Прошу, не шути со святым, дорогой.

– Что ты сделала с волосами?!

– Нравится?

– Восторг! Всегда так делай.

– Я сомневалась, придется ли тебе по вкусу. Марджи сказала, что ты даже не заметишь. Вот она удивится! – Мэри надела шляпку с цветами – ежегодное весеннее подношение Эостре. – Нравится?

– Еще как!

Потом досмотру подверглись младшие Хоули; уши, носы, парадные туфли – ничто не осталось без внимания, хотя они сопротивлялись до последнего. Аллен так сильно набриллиантинил волосы, что не мог моргать. Каблуки ботинок были не чищены, зато челка на лбу лежала небрежной летней волной.

Эллен выглядела безупречно. По крайней мере снаружи. Я решил снова рискнуть.

– Эллен, – проговорил я, – ты изменила прическу. Тебе очень к лицу! Мэри, дорогая, не правда ли?

– Ах, Итан! Она начала прихорашиваться, – умилилась Мэри.

Мы построились в процессию, вышли по подъездной дорожке на Вязовую улицу и направились к Порлок-стрит, где стоит наша церковь с белой колокольней, целиком содранная с творения Кристофера Рена. Мы стали частью растущего людского потока, в котором каждая женщина восхищалась чужими шляпками.

– Я тоже придумал шляпку для Пасхи, – заметил я. – Скромненькая, без полей – просто терновый венец из золота с рубинами в виде капель на лбу.

– Итан! – грозно нахмурилась Мэри. – Вдруг тебя услышат!

– Впрочем, вряд ли она войдет в моду.

– Ты отвратителен! – воскликнула Мэри, и я с ней был более чем согласен. Интересно, как бы отреагировал Бейкер, сделай я комплимент его волосам?..

Наш семейный ручеек соединился с другими потоками, церемонно их поприветствовал и влился в единую реку, текущую в епископальную церковь Святого Фомы – здание средней величины, чуть выше других строений в центре.