Бетти Смит - Завтра будет лучше

Ребята называли друг друга уличными прозвищами. У Хенни в детстве тоже было прозвище – Шэннон-речка, или просто Речка. Когда его так звали, он делал вид, что сердится, но на самом деле ему нравилось. Он вспомнил ирландскую песню, которой был обязан своим дворовым именем:

Хенни подошел к мальчишкам поближе. Сам он, конечно, не выразит желания поиграть с ними. Но вдруг они попросят: «Мистер, а покажите нам, как это делается». Каким приемчикам он бы их тогда научил!.. Однако мальчишки даже не обратили на него внимания. Хенни почувствовал прилив горечи, а потом ему захотелось проявить авторитет.

– Незачем вам, ребята, баловаться этой игрой, – сказал он, повысив голос. – Опасная она. Многим пацанам колышком глаза повыбивало.

Мальчишки остановились и первые несколько секунд молча на него таращились. Наконец один из них сказал:

– Шли бы вы отсюда, мистер!

– Делать, что ли, нечего? – подхватил другой.

Самый маленький зажал нос и сделал вид, будто дергает за цепочку сливного бочка. Мальчишка с битой приблизил лицо почти вплотную к лицу Хенни.

– Мистер, – сказал он с притворной вежливостью, – почему бы вам не пойти к черту?

Хенни поднял руку, чтобы его ударить, но тот даже не поморщился. Только еще сильнее подался вперед.

– Стукните меня! Давайте! – произнес он тихим, твердым, угрожающим тоном. – Только попробуйте врезать мне!

Костяшки руки, сжимающей биту, побелели. А ведь мальчику было лет двенадцать-тринадцать, не больше. Хенни, испуганный и пристыженный, сделал шаг назад. «Что это на меня нашло? – подумалось ему. – Где это видано, чтобы тридцатилетний мужчина задирал на улице детей!» Он развернулся и пошел прочь.

– Мистер, мы просто хотим, чтобы нас не трогали! – крикнул парнишка ему вслед.

Это было своеобразное извинение, произнесенное уже не тихим, твердым, угрожающим тоном, а обычным мальчишеским голосом, в котором звучали слезы.

«Мы просто хотим, чтобы нас не трогали!» – многие могли бы это повторить. «Оставьте меня в покое!» – каждый день говорил и слышал Хенни. Люди вовсе не шутя обращались ко всем вокруг с таким призывом и при этом сами продолжали всех вокруг донимать. «Я уйду, – говорил пьяница, цепляясь за жалкую соломинку чувства собственного достоинства, если его выгоняли из салуна. – Только не трожь меня! Не трожь!»

«И все равно мы шпыняем друг друга хуже, чем копы и боссы, – подумал Хенни. – Вместо того чтобы объединиться против тех, кто докучает нам по-крупному, постоянно докучаем всем, кому можем, по мелочи. Эх, все в этом мире наперекосяк!»

Услышав на лестнице шаги Хенни, Фло вздрогнула: он дома, а ужин не готов. Целый день ушел не пойми на что. Она вообще-то собиралась купить мясо, но обо всем забыла, когда Марджи потерялась.

Нервозно шмякнув сковороду на газовую плитку, Фло зажгла огонь и посмотрела на дочь, которая сидела в углу, держа в маленьких ручонках какой-то секретик.

– Все из-за тебя! – сказала мать ребенку. Девочка подняла удивленно округленные глаза. – Сейчас вот отец придет, получишь от него! – Марджи озадаченно заморгала, и Фло разозлилась еще сильнее. – Не смотри на меня так, будто не знаешь, чего ты сегодня натворила! Все ты знаешь распрекрасно!

Когда мать отвернулась, девочка разжала кулачок и посмотрела на бутон, который тайком сорвала с герани, растущей на подоконнике. Рвать цветы запрещалось. Мама грозилась выпороть, если…

Так вот в чем дело! Вот что мама имела в виду! Надо было скорее спрятать цветочек.

Марджи низко нагнула голову и принялась обрывать туго скрученные лепестки. Ей хотелось узнать, что прячется внутри. Боясь, как бы мама не отобрала бутон прежде, чем она доберется до таинственной сердцевины, Марджи разорвала его на две части.

Внутри не оказалось ничего. Совершенно ничего. Мрачная тень разочарования заставила девочку снова почувствовать себя несчастной. Снова она услышала грохот копыт и увидела лошадей, несущихся прямо на нее.

– Я потеялась! – внезапно выкрикнула Марджи как раз в тот момент, когда на кухню вошел отец.

– Что? – спросил он, вопросительно глядя на жену.

– Ничего, – ответила Фло, торопливо нарезая и сбрасывая на шкворчащую сковородку холодный вареный картофель.

Она собиралась рассказать Хенни о случившемся, но позже и по-своему. Так, чтобы выглядеть в его глазах пострадавшей стороной. Прямолинейное заявление ребенка было для этого совсем неподходящим началом.

– Ничего, – повторила Фло. – Вечно Марджи выдумывает.

Пока Хенни вешал на гвоздь за дверью куртку и шляпу, девочка подбежала к нему, обняла его за ногу и прошептала:

– Потеяла на весь день.

– Я не понял… Она что-то потеряла?

– Нет, – ответила Фло и разбила в сковородку два яйца.

– Лошади большие, они меня задавят, – объяснила Марджи и задрожала, уткнувшись лицом в отцовское бедро.

– Не раздавят, мы не пустим сюда никаких лошадей, – заверил он ее, неловко погладив по спинке, и спросил у жены: – О чем это она?

– Понятия не имею, – сказала Фло, бросая в пузырящееся масло колечки сырого лука.

Хенни сел за стол. Марджи забралась к нему на коленки. Как это часто бывает с детьми, у нее резко переменилось настроение.

– Почитай мне смешное, – потребовала она.

Отец раскрыл «Джорнал» на странице с комиксами и начал объяснять картинки:

– Вот Бастер Браун [5] Бастер Браун – озорной мальчишка из состоятельной семьи; персонаж, созданный в 1902 году американским художником Ричардом Аутколтом – одним из основоположников жанра комиксов. разговаривает со своей собакой по имени Тайдж.

– А почему его зовут Бастер Браун?

– Потому что на нем костюмчик Бастера Брауна.

– А почему это костюмчик Бастера Брауна?

– Потому что у него воротничок Бастера Брауна.

– Почему это воротничок Бастера Брауна?

– Потому что его носит мальчик, которого зовут Бастер Браун, – заключил отец.

Получилось как с бутоном герани: поначалу объяснения выглядели многообещающе, однако ожидания не оправдались.

– Почему, почему, почему? – взорвалась Фло, раздраженная монотонностью детских вопросов. – Вечно ты почемучкаешь!

– Она так учится, – сказал Хенни.

– Перестань болтать и ешь, – отрезала жена, ставя перед ним тарелку.

Марджи соскользнула на пол, а Хенни, взяв нож и вилку, воззрился на свой ужин: два жареных яйца, жареная картошка, жареный лук. Он открыл было рот, чтобы выразить протест, но в следующую секунду решил промолчать. По опыту многих вечеров он уже знал, как пройдет этот разговор:

– Яичница? Опять?

– А чем яичница тебе не угодила?

– Да ничем, просто каждый вечер одно и то же…