Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки. Проблеск истины

Из темноты выступили все носильщики, повар, свежевальщик, слуги и старший над всей командой.

– Мама! – вопил М’Кола. – Мама piga Simba.

Туземцы шумно радовались, приплясывали, отбивали такт ладонями, из груди у них вырывались гортанные, похожие на кашель звуки: «Вот так Мама! Ай да Мама! Вот так Мама!»

Свежевальщик с восторженными глазами подхватил жену на руки, к нему присоединились тучный повар и слуги, остальные толпились вокруг, стремясь тоже поддержать героиню или хотя бы прикоснуться к ней. С песнями и танцами они обнесли жену вокруг костра и подошли к нашей палатке.

– Вот так Мама! Ха-ха-ха! Вот так Мама! Ха-ха-ха! – Они исполняли танец и песню льва, подражая его глухому рычанию. У палатки они поставили жену на землю, и все поочередно, с благоговением пожали ей руку, причем слуги говорили: « M’uzuri , Мемсаиб», а М’Кола и носильщики – « M’uzuri, Мама», делая акцент на слове «Мама».

Позже, когда мы сидели на стульях у костра и выпивали, Старик сказал моей жене: «Запомните, вы застрелили льва. М’Кола убьет всякого, кто с этим поспорит».

– У меня такое чувство, будто я и вправду его застрелила, – отозвалась жена. – Если б такое случилось на самом деле, не представляю, как смогла бы это вынести. Гордость меня бы захлестнула. Разве не чудесно чувствовать, что ты победила?

– Добрая, славная Мама, – сказал Карл.

– А я верю, что ты его убила, – подхватил я.

– Давайте не будем об этом, – предложила жена. – Мне радостно от одного предположения, что такое могло быть. Ведь раньше меня никогда не носили на руках.

– В Америке не имеют представления о хороших манерах, – сказал Старик. – Некультурный народ.

– Мы будем носить тебя на руках в Ки-Уэст, – обещал Карл. – Добрая славная Мама.

– Может, хватит об этом, – попросила жена. – Мне ведь следует вознаградить их, правда?

– Они делали это не для награды, – возразил Старик. – Но, думаю, будет справедливо дать им что-то ради праздника.

– О, мне хочется отблагодарить их по-царски, – сказала жена. – Как же приятно чувствовать себя героиней.

– Добрая славная Мама, – вмешался я. – Ты действительно его убила.

– Нет, не я. Не лги мне. Дай просто насладиться триумфом.

В общем, М’Кола долго не доверял мне. Пока не истек срок действия лицензии Мамы, она была его фавориткой, а все остальные – людьми, которые путаются под ногами и мешают Маме охотиться. Но с окончанием действия лицензии она выпала из участников охоты, и он утратил к ней интерес. Потом мы начали преследовать куду, и тогда Старик оставался в лагере, посылая с нами охотников – Чаро с Карлом, а М’Кола со мной. Тогда М’Кола утратил к Старику былое уважение. Естественно – на время. Он был носильщиком Старика, его отношение к участникам охоты менялось каждый день, и для того, чтобы сложились прочные отношения, многое надо было пережить вместе. Но что-то между нами изменилось.

Это было в то время, когда с нами охотился Друпи. Я как раз вернулся из больницы в Найроби, и мы с Друпи пешком отправились в лес охотиться на носорогов. Красавец Друпи был настоящий дикарь, нависшие веки почти закрывали ему глаза, он обладал особым изяществом, был отличным охотником и следопытом. По виду ему было лет тридцать пять, а из одежды на нем был только кусок ткани, стянутый узлом на плече, да подаренная кем-то из охотников феска. Он никогда не расставался с копьем. М’Кола носил старый мундир американской армии цвета хаки с полным комплектом пуговиц, который изначально предназначался Друпи, но тот как раз тогда отсутствовал. Старик дважды привозил мундир Друпи, пока М’Кола не сказал решительно: «А отдай-ка его мне».

Старик отдал, и с тех пор М’Кола всегда его носил. Этот мундир, шорты, ворсистая шерстяная шапочка и вязаный армейский свитер (носившийся, пока стирался китель) – вот и вся одежда старого охотника. Потом я отдал ему куртку, в которой охотился на птиц. Из старых автомобильных шин он вырезал себе сандалии. У него были красивые, стройные ноги с точеными лодыжками, как у Бейба Рута [18] Бейб Рут (1895–1948) – профессиональный американский бейсболист, выступавший 22 сезона (1914–1935) в Главной лиге. , и, помнится, я был поражен, когда увидел под кителем дряблое, старческое тело. Как на фотографиях Джеффриса и Шарки [19] Том Шарки (1873–1953) – американский боксер ирландского происхождения, провел два боя с чемпионом в супертяжелом весе Дж. Джеффрисом (1875–1953), уступил ему только по очкам. спустя тридцать лет после их знаменитых боев – уродливые старческие бицепсы и впалая грудь.

– Сколько лет М’Коле? – спросил я у Старика.

– Должно быть, шестой десяток пошел, – ответил Старик. – У него в туземной резервации семья и взрослые дети.

– А какие у него дети?

– Ни на что не годятся. Лодыри. Отец не может с ними совладать. Мы пробовали одного взять в носильщики, но ничего из этого не вышло.

Друпи не вызывал зависти у М’Колы. Он понимал, что тот как охотник его превосходит, быстрее находит след и вообще все делает в лучшем виде. Он восхищался Друпи не меньше, чем мы, гордился, что носит его китель, помнил, что прежде, чем стать ружьеносцем, был носильщиком, а потом у него началась новая жизнь, и мы стали охотиться вместе, а Друпи возглавлял нашу группу.

То была отличная охота. В первый же день мы удалились от лагеря на четыре мили, двигаясь по глубокой носорожьей тропе, которая гладко и ровно, словно спланированная инженерами, шла меж травянистых холмов с заброшенными, по виду фруктовыми, деревьями. С этой утоптанной тропы глубиной в фут мы свернули, когда она пошла вниз по развилке между холмами, похожей на высохший оросительный канал. Обливаясь потом, мы вскарабкались на невысокий крутой холм справа, сели там, привалившись к вершине, и стали обозревать в бинокль местность. Приятная, зеленая равнина, холмы у подножия обращенной к нам лесистой стороны горы, склон которой изрезан руслами речушек, сбегавших из глубины лесной чащи. Местами лес спускался к самому подножию, и вот там, на краю леса, мы высматривали носорога. Если отвести взгляд от лесистого горного склона, можно следить за течением ручьев, бегущих сперва по холмистой местности, а затем по равнине с бурой, выжженной солнцем травой к долине Рифт-Велли и сверкающим водам озера Маньяра.

Мы лежали на склоне холма и следили, не покажется ли носорог. Друпи, сидя на корточках на противоположной стороне склона, напряженно вглядывался в даль. М’Кола расположился ниже. Дул свежий восточный ветерок, шевеля траву волнами. По небу плыли большие белые облака, высокие деревья на горном склоне росли так близко друг к другу, что густая листва переплеталась, и, казалось, по их вершинам можно шагать. За горой было ущелье, затем еще одна гора, тоже вся покрытая лесом, казавшимся на расстоянии темно-синим.