Энрике Хиль-и-Карраско - Властитель Бембибре. Последний тамплиер Испании

Донья Беатрис в душе сравнила эту напыщенную речь, которая не задела ни единой струны в ее душе, со страстными порывами и простотой слов дона Альваро. Осознав, что ее судьба бесповоротно предрешена, она решительно ответила:

– Я никогда не смогу полюбить вас, потому что мое сердце уже не принадлежит мне.

В те времена строгость домашних устоев и подчинение дочерей воле родителей были таковы, что граф был поражен, увидев глубину такого чувства, превосходившего все пределы допустимого для такой скромной, застенчивой девушки. Он кое-что знал о несчастной любви, которая сейчас стала препятствием на пути его честолюбия, однако привык видеть, как все подчиняются его воле, и был обескуражен, увидев столь могущественного противника в такой мягкой и деликатной на вид девушке. При этом, будучи весьма настойчивым, он никогда не отступал перед какими-либо препятствиями и потому, быстро придя в себя, он ответил не без легкой язвительности, которую, как он ни старался, скрыть не удалось.

– Я что-то слышал о вашей странной симпатии к этому местному идальго, но никогда не поверю, что вы не подчинитесь решению вашего отца и тем обязанностям, которые на вас возлагает ваше происхождение.

– Тот, кого вы так презрительно называете «этот идальго», – невозмутимо ответила донья Беатрис, – не менее знатен, чем вы, а благородство его крови равно благородству его поступков. Даже если мой отец решит, что мое поведение достойно осуждения, я не думаю, что он передал вам ту власть надо мной, которую я признаю только за ним.

Некоторое время граф оставался в задумчивости, словно в душе его боролись противоречивые чувства, пока наконец, как обычно и случалось, не победила сущность его натуры, и он сдержанно ответил с оттенком притворного сожаления:

– Мне очень жаль, сеньора, я не знал, что ваше сердце уже занято. Но вы же видите, что все зашло так далеко, и потому разрыв помолвки не сделает чести ни вашему отцу, ни мне, выставив нас на всеобщее посмешище.

– Вы хотите сказать, – с горечью ответила донья Беатрис, – что вы скорее пожертвуете мной, чем вашей гордостью? И вот таким образом вы защищаете несчастную девушку? Зачем же вы тогда носите на шее этот символ испанского рыцарства? Знайте же, – добавила она, бросая на него взгляд оскорбленной королевы, – что это не тот путь, которым можно завоевать мое сердце. Идите с богом, и да хранит вас небо, поскольку мы никогда больше не увидимся.

Граф хотел было возразить ей, но попрощался, высокомерно сжав губы, и, поднявшись, удалился, сбитый с толку больше голосом собственной совести, нежели вспышкой гнева доньи Беатрис. Тем не менее присутствие дона Алонсо и остальных кабальеро быстро вернуло его в привычное состояние, и он заявил, что нет никаких помех, препятствующих тому счастью, которое он представляет себе в объятиях сеньоры, являющейся образцом красоты и благоразумия. Сеньор де Арганса, услышав это, решил, что, возможно, намерения дочери изменились, и поспешно вошел в комнату для посетителей.

Девушка все еще стояла у решетки, и ее лицо пылало от гнева, однако при виде входящего отца, который, несмотря на всю свою суровость, был очень дорог ее сердцу, ужасное настроение сменилось невероятной нежностью. В порыве она упала перед ним на колени и, протягивая руки сквозь прутья решетки и заливаясь слезами, горько воскликнула:

– Отец, отец мой! Не отдавайте меня этому недостойному человеку! Не низвергайте меня в пучины отчаяния и ада! Помните, что вы будете в ответе перед Богом и за мою жизнь, и за спасение моей души!

Дон Алонсо не чувствовал неискренности графа, поскольку со своим прямодушным нравом сам вовсе не умел лицемерить, а потому пришел к выводу, что тактичность и учтивость де Лемуса помогли уговорить его дочь, и, хотя и не осмеливался этому поверить, подобная мысль укрепила его дух больше, чем он сам мог ожидать. Поэтому он был неприятно удивлен, увидев слезы и отчаяние доньи Беатрис. Тем не менее он мягко сказал:

– Дочка, уже ничего нельзя изменить. Если для тебя это – жертва, мужественно соверши ее и смирись. Через три дня вы обвенчаетесь в часовне нашего дома со всей приличествующей случаю торжественностью.

– О, сеньор! Подумайте хорошо! Дайте мне хотя бы еще немного времени!

– Я уже подумал, – ответил дон Алонсо, – и срок вполне достаточен для того, чтобы вы исполнили отцовскую волю.

Тогда донья Беатрис встала, обеими руками убрала волосы со своего божественного лица и, устремив на своего отца решительный взгляд, глухо произнесла:

– Я не могу вам в этом подчиниться и у алтаря скажу – «нет».

– Только попробуй, неблагодарная! – ответил сеньор де Арганса, выходя из себя от ярости и злости. – Тогда мое проклятье упадет на твою непокорную голову и испепелит тебя, как огонь небесный. Ты покинешь отчий дом, сгибаясь под его бременем, и словно Каин будешь скитаться по земле.

С этими страшными словами он, не оглядываясь назад, покинул комнату для посетителей. Донья Беатрис, заметавшись по комнате словно безумная, упала на пол с громким стоном. Ее тетя вместе с другими монахинями прибежали на шум и помогли ее верной служанке отвести сеньору в келью.

Припадок у несчастной сеньоры был довольно продолжительным и потребовал много забот от усердных монахинь, но в конце концов она пришла в себя, в основном благодаря своему крепкому здоровью. Поначалу она смотрела вокруг испуганными глазами, однако постепенно, ценой больших усилий она обрела необходимое спокойствие, чтобы попросить оставить ее наедине со своей служанкой на тот случай, если что-либо понадобится. Настоятельница, которая хорошо знала, что ее племянница не любит демонстрировать свою слабость на глазах у посторонних, поспешила удовлетворить ее просьбу, напоследок сказав несколько слов утешения и нежно обняв ее.

Как только монахини вышли, донья Беатрис с ловкостью косули поднялась с кровати и, закрыв дверь изнутри, повернулась к своей изумленной горничной и поспешно произнесла:

– Они хотят насильно притащить меня к алтарю, чтобы я солгала перед Богом и людьми! Ты знаешь это, Мартина? А мой отец угрожал мне проклятьем, если я буду сопротивляться! Все, все покинули меня! Послушай, нужно выбраться отсюда! Нужно, чтобы он узнал об этом, хотя, возможно, и он покинул меня, а тогда только Бог спасет меня в своем царствии небесном.

– Успокойтесь, сеньора, ради всего святого! – в замешательстве ответила девушка. – Как вы собираетесь выбираться отсюда, когда здесь такие стены и столько решеток?

– Нет, я – нет, – ответила донья Беатрис, – потому что меня точно будут искать и схватят, зато ты можешь пойти и рассказать ему о той ситуации, в которой я оказалась. Придумай что-нибудь… Даже если это будет ложь, ты же уже видела, как мужчины обманывают и творят несправедливость. Что такое? – добавила она нетерпеливо, заметив, что Мартина продолжает молчать. – Куда подевались твои бойкость и сообразительность? У тебя нет причин, чтобы сходить с ума, как я.