Луиза Мэй Олкотт - Юные жены

– Говори, пожалуйста, за себя, если тебе так хочется. Тетушка Марч любит, чтобы ей делали приятное, нанося визиты в должном стиле и по всей форме. Это такая малость, но она доставляет тетушке удовольствие, и мне не верится, что это повредит твоим одежкам хотя бы вполовину так, как смогли их попортить грязные собаки и неуклюжие мальчишки. Наклонись, дай мне счистить крошки с твоей шляпки.

– Какая же ты добрая девочка, Эми! – с раскаянием проговорила Джо, переводя взгляд со своего попорченного костюма на одежду сестры, по-прежнему безупречно чистую и свежую. – Хотелось бы и мне делать то, что ты называешь «такой малостью», так же легко, как это делаешь ты, чтобы доставлять людям удовольствие. Я думаю об этом, но выполнение таких малостей отнимает так много времени, что я откладываю их на потом, ожидая возможности оказать великую услугу. А ведь мелкие в конечном счете говорят о нас больше и лучше, как я понимаю.

Эми улыбнулась, тотчас смягчившись, и сказала, приняв умудренно-материнский вид:

– Женщинам следует учиться быть приятными, особенно тем, что бедны, ибо у них нет других способов отплатить за доброту и любезности, какие им оказывают. Если бы ты помнила об этом и практически пользовалась этим принципом, ты всем нравилась бы намного больше, чем я, ведь в тебе гораздо больше тебя.

– Я – старая и ворчливая особа, такой и останусь, однако я готова с охотою признать, что ты права, только мне гораздо легче рискнуть собственной жизнью ради человека, чем быть с ним приятной, если мне это не по душе. Ужасное несчастье – иметь такие сильные пристрастия и предубеждения, правда?

– Но еще ужаснее – не уметь их скрывать. Могу сказать, что я тоже не одобряю Тюдора, но никто не просил меня говорить ему об этом, да и тебя тоже. Так что незачем делаться неприятной из-за того, что он сам такой.

– Но я думаю, что девушкам следует показывать молодым людям, когда они их не одобряют, а как же иначе могут они это сделать, если не своей манерой обращения с ними? Проповеди никакой пользы не приносят, я это, к моему великому огорчению, хорошо знаю с тех пор, как мне пришлось управляться с Тедди. Но существует масса почти незаметных способов, какими я могу повлиять на него без единого слова, и я утверждаю, что нам следует, если возможно, так же поступать и с другими юными джентльменами.

– Тедди – необыкновенно примечательный юноша, и его нельзя сравнивать с другими молодыми людьми, – заявила Эми, и в тоне ее звучала святая убежденность, которая заставила бы необыкновенно примечательного юношу содрогаться от смеха, если бы он это услышал. – Будь мы светскими красавицами или состоятельными женщинами с положением в обществе, мы, вероятно, могли бы что-то сделать, но таким, как мы с тобой, бесполезно хмуриться на какую-то группу молодых джентльменов из-за того, что мы их не одобряем, и улыбаться другой группе, показывая им свое одобрение, – это не будет иметь ни малейшего эффекта. Нас просто сочтут странными или пуританками.

– Значит, нам следует мириться с теми вещами и с теми людьми, которых мы терпеть не можем, потому что мы не красавицы и не миллионерши, да? Что за прелестная мораль!

– Я не умею спорить о таких вещах. Я знаю только, что так уж принято вести себя в обществе и что над теми людьми, кто восстает против этого, все смеются, ибо их старания тщетны. Я сама не люблю реформаторов и надеюсь, что ты не будешь даже пытаться стать одной из них.

– А мне они нравятся, и я стану одной из них, если сумею, потому что, хотя общество и смеется над ними, оно без них не сможет двигаться дальше. Мы с тобой никогда в этом не будем согласны, так как ты принадлежишь к группе людей со старыми взглядами, а я – к сторонникам новых. Ты продвинешься лучше и дальше, чем я, зато мои дни будут полны увлекательной жизни. Пожалуй, меня даже станут радовать каменья и поношения.

– Ну ладно, а теперь соберись и не вздумай беспокоить тетушку своими новыми идеями.

– Постараюсь не беспокоить. Только меня всегда тянет разразиться какой-нибудь особенно резкой революционной речью в ее присутствии. Это просто рок какой-то, я не могу с этим сладить.

У тетушки Марч они застали и тетушку Кэррол: обе старые дамы были увлечены обсуждением какого-то очень интересного сюжета, но, обменявшись понимающими взглядами, прекратили разговор сразу же, как только появились сестры, и это предательски выдало девушкам, что тетки говорили о своих племянницах. Джо пребывала в дурном настроении, к ней вернулся дух противоречия, однако Эми, добродетельно выполнившая свой долг перед обществом, была чрезвычайно терпелива, всем приятна и находилась в самом ангельском расположении духа. Ее дружелюбие почувствовалось сразу же, и обе тетушки ее буквально «тетешкали», очень нежно называя ее «моя дорогая», а Эми при этом выглядела так, что потом эти старые дамы с чувством утверждали: «Это дитя хорошеет с каждым днем!»

– Ты собираешься помогать на благотворительной ярмарке, моя дорогая? – спросила миссис Кэррол, когда Эми усаживалась рядом с ней с видом полной доверчивости, какой пожилым людям так нравится в людях молодых.

– Да, тетя. Миссис Честер спросила меня, буду ли я участвовать, и я предложила постоять за одним из столиков, раз я ничего другого, кроме своего времени, предложить не могу.

– А я не буду, – решительно вмешалась Джо. – Я терпеть не могу, когда ко мне относятся свысока, а Честеры полагают, что оказывают нам великую услугу, разрешая помогать на их ярмарке, в которой принимают участие высокопоставленные особы. Меня удивляет, Эми, что ты согласилась. Им ведь просто нужно, чтобы ты для них поработала.

– А я и хочу поработать. Ведь это – для освобожденных невольников*, а не только для самих Честеров, и я считаю, что очень любезно с их стороны позволить мне участвовать и в этом труде, и в этом развлечении. Отношение свысока меня не задевает, если за ним стоят добрые намерения.

– Совершенно верно. Мне нравится, что в тебе жив дух благодарности, моя дорогая. Это большое удовольствие – помогать людям, которые ценят наши старания. Некоторые на это не способны, что весьма огорчительно, – заметила тетушка Марч с довольно мрачным видом, устремив взгляд поверх очков на Джо, покачивавшуюся в кресле-качалке чуть поодаль.

Если бы только Джо могла знать, какое огромное счастье ждало одну из сестер на колеблющихся невидимых весах, она в тот же миг стала бы нежной, словно голубица, но, к сожалению, в груди у нас нет окон, и мы не видим, что творится в душах наших друзей и близких. Да и лучше, что не видим, если говорить в общем плане, но от раза к разу это было бы так удобно, так экономило бы время и умеряло бы вспыльчивый нрав! Последовавшей за тем речью Джо лишила себя нескольких лет удовольствий и напросилась на своевременный урок должного умения держать язык за зубами.