Чалам - Ночью на вокзале: сборник рассказов

«Хорошо бы врача», — подумала Шантамма. Ей вдруг вспомнилась смерть матери. Акушерка с черной как смоль кожей, пронзительные вопли матери, вдруг наступившее после этих криков страшное молчание, а потом рыдания, донесшиеся из дома… Худое мертвое лицо матери, трупик ребенка рядом…

Шантамма захлебнулась рыданиями и судорожно обхватила ноги мужа. «Надо доктора, надо доктора!» — взмолилась она в душе, обращаясь то ли к свекру, то ли к богу. Но тут же она припала в мыслях к ногам бога, повторяя: «Умрет ли он или будет жить — твоя воля» и испытывая высшую радость от своего безграничного смирения.

И бог как будто бы внял ее мольбе: сквозь шум дождя она услышала, как возле дома остановилась джатка. Из джатки вышел молодой человек в черных туфлях, белых брюках, цветном пиджаке, промокший насквозь, — муж сестры Шантаммы, врач.

Он нес в руках кожаный чемоданчик и сумку с лекарствами.

Шантамма вздохнула с невыразимым облегчением, посылая богу тысячу благодарностей.

Все в доме пришло в движение; всем казалось, будто солнце взошло. Даже муж Шантаммы сел и заулыбался.

— Входи! Входи! Что ж ты не написал, что приедешь?

Оказалось, что он ехал в город по делам и по пути у автобуса отказал мотор.

— И надо же, я оказался как раз у вашей деревни!

Ему подали стул, полотенце, задавали множество вопросов.

Он раскрыл чемодан и переоделся в сухое. Начали готовить ужин; тем временем врач тщательно осмотрел и выслушал своего баву [22] Двоюродный брат, а также муж сестры. , поставил ему градусник. Температура была сто три с половиной градуса [23] По Фаренгейту. .

— Ну, ничего. Прими-ка вот две таблетки аспирина, завтра утром будет «ол райт». Только ты ослаб очень, выпей-ка тонизирующее лекарство.

Муж Шантаммы с трудом улыбнулся. С приездом бавы как будто стало светлее; он велел подложить углей в кумпати [24] Переносная печка. , и в комнате потеплело. Ветер и дождь за стенами дома приутихли. Свекор Шантаммы согрел воду и заварил кофе на пять чашек. Бава, сидя у кумпати, рассказывал новости. На другом кумпати свекровь варила рис, чтобы накормить дорогого гостя.

— Когда ты вошел в наш дом, бава, как будто сломанный трамвай вновь пошел по рельсам! — тихо сказал муж Шантаммы.

Сердце Шантаммы переполнилось радостью. Несмотря на лихорадку, лицо мужа светилось, как золотой флаг, развевающийся на прохладном утреннем ветерке. В свете углей кумпати кожа его блестела, как бронза. Шантамме хотелось обнять его, прижаться головой к его груди, гладить его нежные щеки. Глядя неотрывно на мужа, она вспоминала все самое прекрасное на земле: побеги цветущего жасмина, стройные рощи кокосовых пальм, цветение манго, серебряные, как лунный свет, ручьи с прохладной, прозрачной водой, луга с нежной зеленой травой, ясное, сияющее утро, прохладные краски вечера, колосящиеся золотые поля… Ей подумалось, что сын ее родится таким же красивым, как отец, таким же ласковым, с таким же звонким смехом… И снова Шантамме стало отчего-то страшно…

Но что же это? О божества лесов, рек и гор! О солнце и луна! О Брахма, Вишну и великий Шива! Вы покровители бедного люда! Почему в этом маленьком, хрупком теле такой ураган огня? Почему в этом коротком прекрасном сне вдруг такой ужас? Почему в этом гнездышке ядовитая змея? Почему в этом несчастном сердце такой яд?

— Ох, бава, забыл я тебе сказать. Посмотри-ка мою правую ступню. Я ее ушиб, крови не было, я и не обратил внимания. А сейчас как-то странно: щиплю сильно, а боли почти нет, прямо смешно, — улыбаясь, рассказывал муж Шантаммы. Он улыбался в последний раз в жизни.

— Как это «странно»? — встревоженно спросил врач.

— Да вроде онемела она, нога-то, — ответил муж Шантаммы. И, сказав эти слова, муж Шантаммы вдруг понял, что значит это странное отсутствие боли. Его золотисто-смуглое лицо стало свинцово-бледным; побледнел и врач. Он подошел к больному и стал тщательно осматривать его ступню.

Пока происходил осмотр, в комнате все трое — отец, мать и жена — застыли, как безмолвные статуи. Они как будто ждали, что небо вот-вот расколется и упадет на них. Они прочли все на лице врача, который громко говорил, обращаясь к больному:

— Не волнуйся! Ничего особенного! Есть хорошие лекарства, новые средства! Я тебя вылечу, не бойся!

Дождь наконец прекратился. До этого было темно от густых туч, затянувших небо; теперь уже наступил вечер.

В тот момент, когда Шантамма увидела сокрушенное лицо врача, вошедшего в комнату, время для нее сначала остановилось, а потом понеслось с бешеной скоростью. Горе заполняло ее душу, как вода разливающейся реки, которая сначала вкрадчиво трогает ноги путника, стоящего на берегу, и вдруг неудержимым потоком затопляет все дома до самых крыш, весь город. Она задрожала. Как будто дитя в ее чреве испепелилось в жестоком пламени, как будто рожденный ею прекрасный, как божество, ребенок укусил ее в шею и высосал кровь… Как будто она рухнула на землю и разбилась вдребезги… Как будто все тучи и молнии проникли в ее душу… Как будто все кошмарные сны стали явью и под издевательский хохот явились ей… Как будто кто-то превратил ее молоко в гнилую воду, ее надежды, ее восторги обратил в ядовитых сороконожек и змей… Горе охватило ее душу, как пламя охватывает дом, и она упала как подкошенная.

Но через миг Шантамма вскочила и бросилась к мужу. С рыданиями она судорожно обняла его, как сына, ожегшегося у печки, как сына, продрогшего на холодном ветру, с такой любовью, с такой жалостью.

И муж горько зарыдал на ее груди.

— Не плачь! Я с тобой, я твоя Шанта! Пусть твоя боль станет моей, пусть уйдет от тебя! («Бог не имеет права быть таким жестоким! Это несправедливо, это против дхармы!») Нет, нет! Не плачь же! Бог поможет нам! («Бог, который бросил нас в этом темном лесу, обрушил на нас эти каменные скалы, вверг нас в отравленную реку, кинул в змеиную нору, в огненный колодец!») Я тебя спасу! Если бог не поможет, я сама тебя спасу! Я жизнь за тебя отдам! Не плачь же! — с рыданиями выкрикивала Шантамма.

Муж Шантаммы встал, опираясь о стену. Горестный плач жены придал ему мужества. Он отстранил от себя Шантамму.

— Хватит, Шанта! Не прикасайся ко мне! Отец, мать, не подходите ко мне! Сожгите мою одежду, мои книги, мою постель, мое тело, мою жизнь — все предайте огню! Не касайтесь меня! Отойди, брат! Как ты промок под дождем — иди скорей вытрись, только мое полотенце не трогай… Брат, отец, мать, Шанта — все покиньте этот дом. Бегите куда-нибудь! Ты, Шанта, возвращайся к своим родителям. Я не муж тебе больше. Пусть бог станет тебе отцом, матерью и братом, раз он сотворил такую несправедливость. Он, а не я! Нет, Шанта, бог не спасет нас! Не подходи ко мне, Шанта! Прощай!