Хуан Гойтисоло - Цирк

– Не может быть! – воскликнула она, пораженная известием. – Сегодня днем в кафе я просматривала газеты и не заметила… Там ничего не говорилось…

– Цензура, – кратко пояснил он.

Женщина заглядывала ему в глаза, словно все еще сомневалась в правдивости его слов.

– У меня там друг, – наконец сказала она, вздрогнув. – Мальчик двадцати двух лет, солдат… В понедельник я получила от него письмо и…

– Восстание началось двенадцать часов назад. Точнее – ровно в девять утра.

– Боже мой, боже мой, – простонала она.

Ута сделал знак бармену и заказал еще две рюмки коньяку.

– Не надо расстраиваться. Мне вот нужно ехать этой ночью, а я, как видишь, весел.

– Вы человек закаленный, опытный, а мальчик…

– Если ты дашь мне его имя и адрес – кто знает, может быть, я повидаюсь с ним.

– Правда? – Лицо женщины озарилось благодарностью. – В самом деле?

– Ничего не могу обещать наверняка… В подобных случаях…

– О, пожалуйста, «прошу вас… Он мой хороший друг и мне хотелось бы…

– Ладно, ладно… Посмотрим, нельзя ли будет что-нибудь сделать для него…! Например, отправить обратно на Полуостров.

Он был человек великодушный. Как-то раз, поднимаясь в старом фуникулере на Тибидабо, он сказал машинисту: «Ваша компания прекращает свое существование, дорогой мой. Будьте готовы, недалек час, когда вас вышвырнут на улицу». Служащий компании удивленно уставился на Уту, но, введенный в заблуждение серьезным выражением его лица, в конце концов поверил. Напугав его хорошенько, Ута тут же пообещал ему работу на несуществующем предприятии: «Скоро я дам вам знать». Разыграв этот фарс, он позволил прослезившемуся машинисту обнять себя, словно и в самом деле был его спасителем.

Так и теперь. Женщина порывисто схватила его руку. Упиваясь своей выдумкой, он разрешил ей это.

– Я сейчас напишу вам его адрес, – услышал он немного погодя.

Опершись на стойку, Ута разглядывал женщину, пока она писала адрес на листке из записной книжки.

– Антонио Фернандес Эредиа, второй пехотный батальон, Мелилья.

– Идет. – Ута спрятал листок в карман. – Я займусь этим, как только приеду.

– Он очень славный мальчик, – говорила она, считая себя обязанной еще что-то сказать. – Он хочет стать инженером.

– Ты не волнуйся.

Одним глотком он осушил рюмку и снова смежил веки. Его мысли упорно возвращались к разговору, состоявшемуся в полдень в кабинете отца. «Десять тысяч. Ровно десять, чтобы заплатить долги». – «Я сказал тебе, что ничего не дам». «Восемь тысяч. Последняя цифра». «Ни восьми тысяч, ни восьми реалов». Когда он попытался разжалобить отца, заговорив о здоровье Лус-Дивины, тот взорвался: «Сколько раз я должен тебе повторять, что мне наплевать на эту девчонку. Я ее в глаза не видел, да к тому же она еще и некрещеная!» Грубиян! Он его научит вежливо разговаривать.

Он с наслаждением стал рисовать себе всевозможные беды, которые могут обрушиться на отца: несчастный случай, ограбление, банкротство, пожар. Умирая, отец, конечно, будет умолять привести к нему сына, чтобы попросить прощения за то, что был несправедлив. Но Ута с презрением пройдет мимо под руку с Элисой и девочкой.

– Вы думаете об отъезде? – внезапно спросила женщина.

– Нет… То есть… да…

Он теряет контроль над собой. Надо собрать разбегающиеся мысли, подчинить их строгой дисциплине.

– Надеюсь, когда я приеду туда, положение прояснится, – сказал он, чтобы хоть что-то сказать.

– Куда вас посылают?

– На передовую.

Они помолчали. Ута наслаждался произведенным эффектом. Чтобы закрепить впечатление, он вытащил бумажник и показал женщине фотокарточку.

– Смотри. Это в Мелилье.

Она бережно взяла фотографию.

– Это ты? – спросила она.

Бармен подал ему еще один коньяк. Ута выпил, у него возникло подозрение, что этот человек разгадал его игру. В глазах бармена светилось что-то похожее на усмешку.

– Сколько я вам должен?

Наступило молчание. Ута презрительно смотрел на бармена.

– Двести десять, сеньор.

Женщина хотела что-то сказать, но он не дал ей открыть рот.

– Жаль, красавица, – сказал он, глядя на циферблат своих часов, – но я не могу больше задерживаться ни на минуту.

Ему стала отвратительна атмосфера этого кабака. Широким жестом он швырнул на стойку три сотенные и, не заботясь о сдаче, вразвалку пошел в гардероб.

– Mon pardessus. My coat. Mon proteçao. Il mio pastrano. [2]

– Сеньор?

– Vite. Vite. Quick. Presto. [3]

– Я вас не понимаю, сеньор, – краснея, пробормотал гардеробщик.

– Я вам сказал: she is not beautiful, but sife is interesting. [4]Словом, вызовите швейцара.

Новая знакомая шла ùo коридору. Она протянула ему сдачу. Он отмахнулся.

– Оставьте себе. Мне они не нужны.

Когда подошел швейцар, Ута с пренебрежительным видом повернулся к ней спиной.

– Позвоните, чтобы прислали такси, – сказал он, фамильярно взяв швейцара под локоть. – Отец только что отдал концы, и мне необходимо попасть в Лас Кальдас, прежде чем он успеет остыть.

Управление Газовой и электрической компанией Лас Кальдаса поглощало большую часть буднего дня дона Хулио. Каждое утро ровно в девять часов он подъезжал на такси к воротам завода и оставался там до обеда. В четыре часа у себя дома он снова принимался за работу и кончал ее, только когда наступало время идти в казино.

Любое отклонение от этого распорядка, даже самое ничтожное, доставляло ему удовольствие. И когда в этот день кто-то позвонил у входа, дон Хулио вздохнул с облегчением. Служанка ушла за покупками, и он сам пошел открыть дверь.

– Дон Хулио Альварес?

– Совершенно верно.

– Я Пабло Мартин, сын Элпидио из «Убежища».

Несколько секунд дон Хулио разглядывал парнишку поверх очков. Он видел его однажды в «Убежище», и сейчас ему показалось, что юноша похудел. Пабло был маленький, смуглый, с темными, выразительными глазами. Он стоял не шевелясь перед доном Хулио и был на вид таким робким и беззащитным.

– Сын Элпидио? – Дон Хулио любезно посторонился, пропуская его вперед.

– Проходи, сынок, проходи.

– Отец сказал, что вы меня ждете… Я по поводу стипендии…

– Да-да, помню. Входи же… На улице ужасный ветер.

Дон Хулио провел его в кабинет. Юноша нерешительно следовал за ним. Его взгляд с беспокойством перебегал с одного предмета на другой.

– Проходи. Я как раз только что разжег камин.

У него всегда горел камин, даже летом. Игра пламени немного оживляла комнату. Не переставая улыбаться, дон Хулио расположился на софе. В руках у юноши была связка книг, он колебался, не зная, куда их положить.

– Можешь оставить книги здесь, – сказал дон Хулио, видя, что Пабло направляется к письменному столу.

– О, мне совсем не тяжело, спасибо. – Он осторожно положил книги на край стола и стоял, пока дон Хулио не пригласил его сесть.